Сергей Васильев - Астроном или Работа по коррекции звёздного неба

Обойдя по периметру всю плохо организованную толпу, Тимофей счел возможным удалиться - пора было перемещаться к более заслуженному покойнику.

В зале арендованного не на один концерт, а на месячный прогон программы, на сцене среди пышных венков, чуть приподнятый головной частью (чтобы проходящим перед сценой не вытягивать шеи, стараясь разглядеть получше, это портило бы общую картину), размещался лакированный гроб с открывающейся, по последней моде, створкой. Явно, что рекламная компания трансформируемой программы набирала обороты. Съемочных групп было достаточно и личности, считающие себя известными, перемещались от одной к другой, напоминая о своем существовании воспоминаниями о безвременно закатившейся звезде. 'Скорбим', 'Продолжим', 'Не забудем'... вещали они во всех точках, приспособленных для съемок.

Тимофей, тоже решил не отставать и внести свою лепту в дело увековечивания памяти, некогда нелюбимого им артиста: '...когда другие улыбнуться-то не смели, смеялся ты над тем, что чуждо нам...', попытался он сочинить на ходу, но потом сделал вид что это цитата из классика, главное, что часть фразы попадает в кадр.

Тимофей бы и еще попал в несколько сюжетов, но тут его внимание привлек странный человек - явно из священников, хотя в обычной одежде. Вел себя этот субъект не как все, он явно молился в полумраке у бокового входа, но глаза его бегали по лицам приходящих, как будто искал или ждал кого-то.

Пройдя перед сценой и возложив две пышные розы, Тимофей отправился в фойе покурить и послушать толкования происшествия. Здесь сигареты уже не 'стреляли', а курили свои и довольно дорогие, впрочем, у Тимофея еще оставалась парочка сигарет, хоть и в смятой, но, не уступающей по рангу коробке. Только толку с этого не было совсем никакого, поскольку солидные люди (чтобы не растерять достоинства) хранили молчание и, даже, старались не смотреть друг на друга.

Ужасно сморщенный престарелый печальный юморист (впрочем, он никогда смешным не был) поозирался, но только Тимофей с пониманием ответил на его взгляд, грустно улыбнувшись и протянув пачку с последней сигаретой.

- Последняя?

- Это не потеря, а возобновляемый ресурс. Вот жизнь...

Предчувствуя начало разговора, немногочисленные курильщики стали, как бы, не спеша расходиться. Всем было известно, что старый, скучающий от всеобщего невнимания юморист (принявший постепенно, за основной, цвет переполнявшей его желчи) славился любовью к пересказыванию разговоров в удобной ему интерпретации в удобных для него местах, в самые неподходящие моменты. Тимофею стало совсем грустно. Где вы, смешные и умные, которым не нужно было кривляться перед публикой и опускаться до неприличностей? Где вы, до которых сами зрители хотели дорасти или хотя бы приблизится в тонкости и глубине? Все в прошлом, а сегодняшним зрителям кроме похабщины и вспомнить будет нечего... Ну, изредка выкатится биллиардный шарик МЖ, тряхнет стариной... только уже и портфель стерся до ноля от столь длительного употребления, что уж говорить о... ну, значит и не будем говорить. Тимофей вдруг остро, всем существом, почувствовал, что жанр нужно срочно спасать и что придется этот непосильный труд взвалить на свои плечи. Решившись на самопожертвование, он старательно изобразил внимание по отношению к собеседнику.

- Как-то искусственно все, как по плохо написанному сценарию... Я... - Юморист не договорил, или передумал договаривать. - В принципе Альфонс никому не мешал, у него была своя ниша, и там было не так уж и тесно. Так неудачно упасть... я всегда ему говорил, что это слишком высокие каблуки.

- Может быть, сердце?

- Сердце? А было ли оно? С возрастом они такие становятся... Это невыносимо. - Собеседник раздраженно взглянул на сигарету и с ненавистью швырнул ее в урну, поэтому осталось неясным, к чему относился финал его фразы к пародисту или к никотину.

Тимофей пожал плечами вслед быстро удалившемуся собеседнику и перевел взгляд на слабеющий дымок напрасно потраченной последней сигареты.

- Так и запишем. - Мрачно подвел он итог несостоявшейся беседы, пора было присматривать себе место в сопровождающем транспорте.

На кладбище все прошло чинно: с речами, вздохами и перешептываниями, одному артисту, из прежде популярных, стало плохо, но не очень убедительно, поэтому двое крепких ребят с длинными волосами, вежливо отвели его в сторону и усадили на лавочку в соседней оградке, в тенистом, прохладном месте. Ему можно было позавидовать, поскольку день выдался жаркий с назойливым солнечным излучением.