Лев Успенский: Эн-два-0 плюс Икс дважды

- А если всё-таки придется вам с ней встретиться, уважаемая коллега? - с непонятной настойчивостью повторил он. - Сереженька, ты слышал: _Она ее_ не встречала, а?! А ну-ка, если ты сам не позабыл, припомни, голубчик, где и как мы с тобой на нее впервые напо ролись, на закись-то эту самую? На ЭН-ДВА-0, да еще ПЛЮС ИКС ДВАЖДЫ? Сохранилось это событие в твоей памяти?

МИНА ЗАМЕДЛЕННОГО ДЕЙСТВИЯ

Человек в кресле преобразился. Он шумно швырнул па ковер толстую стопку газет. Лицо его оживилось, точно он вдруг очнулся от спячки.

- Было бы по меньшей мере странно, Павлик, - высоким бабьим голосом, но с чрезвычайной энергией заговорил он. - Было бы _нелепо_, если бы мы с тобой это запамятовали! Удивительно уже и то, что мы с тобой о нем так давно не вспоминали. Скажу сейчас! Мы шли н а Щукин рынок, за яблоками для Анны Георгиевны... Нет! Для Лизаветочки! Был ветер, конец августа, по Забалканскому несло пыль...

- Не нынешнюю, Сереженька, тогдашнюю, желтую... Измельченный конский навоз! - со странным энтузиазмом подхватил Коробов...

- Как охра желтую! И вот как раз, выйдя на Фонтанку...

- Ей-богу, всё верно! Всё точно, молодые люди! - Членкор Коробов развел в стороны недлинные свои ручки. - Фонтанка, угол Забалканского! Обухов, следовательно, мост! На крышах: "Пейте "Майский бальзам"!" На воде - тысячи барок. Десятый год нашего удивител ьного века! Третья, не тем будь помянута, Государственная дума! Блерио перелетает Ла-Манш. Граф Роникер убил миллионера Огинского. Никаких вам газовых войн, никаких атомных бомб... А! Какие там атомные! Вон эту штуку именовали не "свет", а "электричество" . Машину называли "мотором". Машиной тогда простонародье звало поезд. _Простонародье_, Сереженька, а? Ведь было же такое?!

Вот в этот-то день она и наскочила на нас... Прямо по Фонтанке, со стороны электрической станции Бельгийского общества. Как - кто? Она! _Он_! Закись азота...

- Он бегом бежал...

- Ну, скорее, шел очень быстро. На нем был старый морской офицерский плащ, с львиными мордами на застежке...

- И узкие брючки. И чудовищные лакированные башмаки: каблуки набок, но лакированные. И - усы...

- Усы?! Ну какие же усы, Сергей Игнатьевич? Я его и не видел с усами: он уже носил бороду! Припомни: борода, как у царя Дария, и страшные глаза. Факирские глаза. Ужас, дорогая коллега! "Закись" тогда приняла обличье студента-технолога, каким были и мы оба. Ничего, это к ней шло, получилось нечто вроде писателя Гаршина перед кончиной - вид одухотворенный и не вполне здоровый...

Ну вот... Бородатый питерский студент шел нам навстречу по Фонтанке. Под мышкой у него были три толстенные тома: на переплетах тисненные золотом орлы, следовательно - из Академической библиотеки. В левой руке он держал ломоть ситного (тогдашнего, его прод авали караваями, величиной с прачечное корыто), в правой - фунта два чайной колбасы по восемь копеек фунт, на ней следовало бы ставить череп и кости для предупреждения... Зубы у него были белые, как у крокодила, он вгрызался ими поочередно то в растительную пищу, то в животную. Он был голоден.

- Павлик, а ты не перепутал? - улучил момент Сергей Сладкопевцев. Это не десятый год - одиннадцатый... Еще Тамара пела в "Летнем Буффе". Шляпы были аршина полтора в поперечнике...

- Да оставь, Сергей Игнатьевич, какая Тамара, какой одиннадцатый?! В августе одиннадцатого Петра Столыпина - уже тово, в Киеве. А тут - вспомни конец истории: "Подлинный скрепил Председатель Совета Министров..."

- "Петр Столыпин!" Ты прав, как всегда, Павлуша... Август десятого!

- Конечно. А ты не забыл его первые слова? Он увидел технологов, вынул колбасу изо рта и на ходу: "Слушали фан дёр Флита о коллоидах? Спорно? Споры - бессмысленны. Коллоиды - чушь. Есть вещи поважнее".

- Да. И ты еще спросил его не без яда: "А может быть, вы сообщите нам, какие _вещи_ вы имеете в виду, милостивый государь?"

- А он, опять набив рот полуфунтом студенческой, уже разминувшись с нами, этак нечленораздельно, через плечо: "Жакишь! Жакись ажота! Эн-два-о... Не интересуетесь? Ничего, придется заинтересоваться!"

- И ведь что ты скажешь, Павлушенька: жаинтере-шовались! Еще как!

- Да-с, милая барышня: встретились мы с этой закисью, не станем скрывать - встретились! И в неблагоприятных условиях. Ну... Вы теперь нам, двум почтенным склеротикам, вправе и не поверить, но ведь сколько нам тогда лет было? Да не намного больше, чем сего дня вам. Ему двадцать, мне двадцать один. "Жакиши" этой самой, _ему_, и то было не больше двадцати трех... Хотя... За него никто и ни в чем не мог бы поручиться... Но так или иначе - молодо-зелено! Вроде вас, вроде вас...