Клиффорд Саймак - Город

– Все верно, – сказал робот. – Мы тут бессильны. Все сходится. М не можем отправиться в прошлое.

– Не можем, – подтвердил Джошуа.

– Зато мы знаем, где находятся гоблины, – продолжал Икебод.

– Да, мы знаем, где находятся гоблины, – сказал Джошуа. – И может быть, сумеем к ним проникнуть. Теперь мы знаем путь.

Один путь открыт, а другой закрыт. Нет, не закрыт, конечно, ведь его и не было. Потому что прошлого нет, прошлого никогда не было, ему негде быть. На месте прошлого оказался другой мир.

Словно два пса, которые идут след в след. Один вышел, другой вошел. Словно длинный, бесконечный ряд шариковых подшипников, которые катятся по желобу, почти соприкасаясь, почти, но не совсем. Словно звенья бесконечной цепи на вращающейся шестеренке с миллиардами зубцов.

– Опаздываем, – сказал Икебод, глянув на часы. – Нам надо еще приготовиться, чтобы пойти на день рождения Дженкинса.

Джошуа опять встряхнулся.

– Да, не мешает. Сегодня у Дженкинса такой день! Ты только подумай, Икебод, семь тысяч лет!

– Я уже готов, – гордо сообщил Икебод. – Еще утром отполировал себя, а тебе надо бы причесаться. Вон какой лохматый.

– Семь тысяч лет, – повторил Джошуа. – Не хотел бы я столько жить.

Семь тысяч лет – семь тысяч миров, ступающих след в след. Да нет, куда больше. Каждый день – мир. Семь тысяч на триста шестьдесят пять. А может быть, каждый час или каждая минута – мир. Или даже что ни секунда, то мир. Секунда – вещь плотная, достаточно плотная, чтоб разделить два мира, достаточно емкая, чтобы вместить два мира. Семь тысяч на триста шестьдесят пять, на двадцать четыре, на шестьдесят раз шестьдесят…

Вещь плотная и окончательная. Ибо прошлого нет. Назад пути нет. Нельзя вернуться и проверить рассказы Дженкинса: то ли это правда, то ли покоробившиеся за семь тысяч лет воспоминания. Нельзя вернуться и проверить туманные предания, повествующие о какой-то усадьбе, каком-то роде вебстеров, каком-то непроницаемом куполе небытия в горах далеко за морями.

Икебод подошел со щеткой и гребешком, и Джошуа отскочил в сторону.

– Не дури, – сказал Икебод. – Я не сделаю тебе больно.

– В прошлый раз чуть всю шкуру с меня не содрал, – пожаловался Джошуа. – Поосторожней там, где шерсть запуталась.

Волк пришел, надеясь подкрепиться, но ему ничего не предложили, а просить учтивость не позволяла, и теперь он сидел, аккуратно обвив лап косматым хвостом, и смотрел, как Питер скоблит ножом прут.

Белка Поня прыгнула с развесистого дерева прямо на плечо Питера.

– Что это у тебя? – опросила она.

– Метательная палка, – – ответил Питер.

– Метать любую палку можно, – заметил волк. – Зачем тебе такая отделка? Бери какую попало и бросай.

– Это совсем новая штука, – объяснил Питер. – Я придумал и сделал. Только еще не знаю, что это такое.

– У нее нет названия? – спросила Поня.

– Пока нет, – сказал Питер. – Надо будет придумать.

– Но ведь любую палку можно бросить, – твердил волк. – Какую захотелось, ту и бросил.

– Не так далеко, – ответил Питер. – И не так сильно.

Он покрутил прут между пальцами – гладкий, круглый, потом поднес к глазу, проверяя, не криво ли получилось.

– Я его не рукой метаю, – объяснил он, – а другой палкой и веревкой.

Он взял вторую палку, прислоненную к дереву.

– А мне вот еще что непонятно. – сказала Поня. – Зачем тебе вообще понадобилось метать палки?

– Сам не знаю, – ответил Питер. – Интересно, вот и бросаю.

– Вы, вебстеры, странные твари, – строго произнес волк. – Иногда мне кажется, что вы не в своем уме.

– Можно в любую цель попасть. – сказал Питер. – Только надо, чтобы метательная палка была прямая и веревка хорошая. Первая попавшаяся деревяшка тут не годится. Пока подберешь…

– Покажи мне, – попросила Поня.

– Гляди. – Питер поднял повыше ореховое древко. – Видишь, крепкая, упругая. Согни ее – тут же опять выпрямляется. Я связываю оба конца веревкой, кладу вот так метательную палку, упираю ее одним концом в веревку и оттягиваю…

– Вот ты говоришь, можно в любую цель попасть, – сказал волк. – Попробуй попади.

– А во что? Выбирайте, а я…

Поня взволнованно показала:

– Вон, вон на дереве малиновка сидит.

Питер быстро прицелился, оттянул веревку, и древко изогнулось дугой. Метательная палка просвистела над поляной. Малиновка закувыркалась в воздухе, роняя перышки. Она упала на землю с глухим, мягким стуком и застыла, маленькая, жалкая, согнутые коготки смотрят вверх… Кровь из клювика окрасила листья под головой.