Клиффорд Саймак - Город

Он спрашивал себя, не кроется ли там какая-то опасность. Опасность, о которой они даже не подозревают. Затаившееся чудовище, которое пожирает скакунов, не разбирая, какие из них – настоящие, а какие

– конвертированные. Впрочем, для пожирателя между ними и нет никакой разницы!

Или ошибка заключалась в самом выборе скакунов для перевоплощения? Решающим фактором, как ему было известно, послужил их разум, существование которого не вызывало сомнений. Ведь человек, конвертированный в неразумное животное, не мог долго сохранять свою способность мыслить.

А вдруг биологи, придавая решающее значение этому фактору, сочли, что он искупает какую-то другую особенность скакунов, которая оказалась неблагоприятной или даже роковой? Вряд ли. Как ни высокомерны биологи, свое дело они знают.

А может быть, ошибочна и заранее обречена на провал сама идея? Конвертирование на других планетах оказалось удачным, но из этого вовсе не следовало, что так будет и на Юпитере. Вдруг человеческое сознание не в состоянии использовать сенсорный аппарат обитателя Юпитера? Вдруг скакуны настолько отличны от людей, что человеческие знания и юпитерианская концепция жизни просто несовместимы?

Или все дело в самом человеке, в какой-то древней наследственной черте? В каком-то сдвиге сознания, который в совокупности с тем, что они находят снаружи, препятствует их возвращению? Впрочем, это вовсе не обязательно должно быть сдвигом в обычном смысле слова. Просто некое свойство человеческого сознания, считающееся на Земле вполне нормальным, вступает в такой яростный конфликт с юпитерианской средой, что это приводит к мгновенному безумию.

Из коридора донеслось постукивание когтей, и Фаулер слабо улыбнулся. Это Байбак возвращался из кухни, куда он ходил навестить повара, своего давнего приятеля.

Байбак вошел в кабинет с костью в зубах. Он помахал Фаулеру хвостом, улегся рядом со столом и зажал кость в лапах. Его слезящиеся старые глаза были устремлены на хозяина, и Фаулер, нагнувшись, потрепал рваное ухо пса.

– Ты еще сохранил ко мне симпатию, Байбак? – спросил он, и пес застучал хвостом по полу. – Только ты один и питаешь тут ко мне добрые чувства, – продолжал Фаулер. – А все остальные злы на меня и, наверное, называют меня убийцей.

Он выпрямился и взял анкеты.

Беннет? Беннета на Земле ждет невеста.

Эндрюс? Эндрюс намерен вернуться в Марсианский технологический институт, как только заработает денег на год вперед.

Олсон? Олсону скоро на пенсию, и он всем рассказывает, какие будет выращивать розы, когда удалится на покой.

Фаулер медленно положил анкеты на стол.

Он приговаривает людей к смерти. Так сказала мисс Стэнли, и ее бледные губы на пергаментном лице едва шевелились. Посылает людей умирать, а сам отсиживается в безопасности на станции.

Наверное, они все говорят так, особенно теперь, когда и Аллен не вернулся. Прямо ему они, конечно, этого не скажут. Даже тот – или те, – кого он вызовет сюда, чтобы послать наружу, не скажет ему ничего подобного.

Они только спросят: «Когда мне выходить?» – потому что у них на станции принята именно эта фраза.

Но он прочтет невысказанное в их глазах.

Фаулер снова взял анкеты. Беннет, Эндрюс, Олсон. Есть еще и другие, но что толку продолжать!

Кент Фаулер знал, что не сможет этого сделать, не сможет посмотреть им в глаза, не сможет послать еще кого-то на смерть.

Он наклонился и нажал клавишу селектора.

– Я слушаю, мистер Фаулер.

– Позовите, пожалуйста, мисс Стэнли.

Он ждал, чтобы мисс Стэнли подошла к аппарату, и слушал, как Байбак вяло грызет кость. Зубы Байбака стали совсем уже никудышными.

– Мисс Стэнли слушает, – раздался ее голос.

– Будьте добры, мисс Стэнли, приготовьтесь к посылке еще двоих.

– А вы не боитесь, что слишком быстро истощите весь свой запас? – осведомилась мисс Стэнли. – Если посылать их поодиночке, в израсходуете их вдвое медленнее и получите вдвое больше удовольствия.

– Одним будет собака.

– Собака?!

– Да. Байбак.

Фаулер уловил в ее голосе нотки ярости.

– Ваша собственная собака. Она же была с вами всю свою жизнь.

– В том-то и дело, – сказал Фаулер. – Байбак очень огорчится, если я не возьму его с собой.

Это был совсем не тот Юпитер, который он привык наблюдать на телевизионном экране. Он ждал, что увидит планету по-новому, но только не такой! Он ждал, что будет брошен в ад аммиачного дождя, вонючих газов и оглушительного рева урагана. Он ждал клубящихся туч, непроницаемого тумана, зловещих вспышек чудовищных молний.