Вернувшийся следователь обозвал конвоиров дубинами стоеросовыми и заставил сначала отволочь арестованного в девятнадцатую камеру, а затем вести уборщицу. Те радостно засопели и чуть ли не бегом утащили меня в сырой подвал, матерясь на тяжеленного 'шпиёна и вредителя'.
Сказать, что в камере воняло, значит не сказать ничего - в воздухе стоял тяжёлый смрад испражнений, немытых тел и какой-то кислятины.
- Вот и ещё одного покойника принесли, - хрипло прозвучало в сизой полутьме.
- Все там будем, на всё воля Божья, - тихо ответили ему из угла.
- Не угадали мужики, рано ещё хоронить, - я убедился, что с той стороны затих звук шагов и принял сидячее положение.
- Глянь, Гриша, никак живой, парень-то, а я уже другое подумал, - тихо засмеялся хрипатый и тут же натужно закашлял. - Всё лёгкое отбили сволочи краснопузые.
- Тише, Тимофей Ильич, услышат караульные, опять бить будут, - попросил невидимый собеседник.
Народ застонал, зашушукал, проклиная вполголоса подлых гэбистов. Арестантов в небольшом помещении скопилось изрядно, все лежали вповалку на грязном полу. Сырость и холод вынуждали прижиматься друг к другу, сохраняя крохи тепла. Мне хватило места только у входной двери.
- Парень, ты из чьих будешь? - снова заговорил тот, кого назвали Тимофеем Ильичом.
- Из своих, отец, из российских.
- Все мы, сынок, рассейские. Сословия какого - купец, рабочий али дворянин, прости господи?
- Военный.
- Вона как, ужо и до армии добрались, некому скоро будет матушку-Рассею от ворога защищать. Из охвицеров поди?
- Прапорщик.
- Охвицер значица. Ох, не любят голодранцы вашего брата. Жди, скоро изгаляца начнут.
- Ничего, переживу как нибудь.
- Вот это вряд ли. Многие до тебя так гутарили, да теперь в землице сырой их косточки гниют.
- Меня не это волнует...отец, ты давно здесь 'отдыхаешь'?
- С самой зимы. Наотдыхался вусмерть, скорей бы всё закончилось.
- Значит помочь не сможешь.
- А что надо?
- Ищу кое-каких людей...полтора года назад сюда должны были доставить пять человек, не местные, говорят странно...
- Не, мил человек, нормальных тута долго не маринуют - полгода от силы и на небеси. Это шваль всякую особо не трогают...
- Ша, папаша...- донеслось из тёмного угла.
- Во, слыхал? Сенька-вор обижаица. Он может знать, как пить дать.
- Сенька, дело есть, - я перестроил зрение и увидел остроносого мужичка, закутанного в грязную рванину.
- Чё надо, фраер.
- Вопрос один прояснить.
- И чё?
- Ты не чёкай, а то сейчас выдерну с насиженного гнезда и в бубен дам.
- Так его, воровское семя, - улыбнулся избитым лицом Тимофей Ильич.
- Как чё, так сразу драцца, - пробурчал Сенька.
- Последний раз спрашиваю...
- Да видел их, энтих твоих подельников. Такое несли...я так брехать не умею.
- Куда делись?
- Чё дашь за наводочку?
- Ну ты и сволочь Сенька, везде выгоду ищешь.
- Папаша, человек только с воли - каку никаку мелочишку да заныкал.
- Что хочешь за информацию?
- Э...хочу...хочу...папирос. Ухи аж пухнуть без курева.
- Да, табачок бы сейчас не помешал...- прошелестело горестно по толпе.
- Как скажешь, - я сунул руку за пазуху и вытащил пачку 'Беломора'.
В камере наступила тишина и глаза курильщиков жадно впились в вожделенный предмет.
- Кидай, - грязные руки выпростались из рванья и нетерпеливо вытянулись вперёд.
- Сначала ответ.
- За ними приехал грузовичок, на таких возят психов. Сам, было дело катался, самогону перебрал...кидай.
- Откуда машина?
- Из Кащенка...не томи, фраерок, кидай.
- Лови, - пачка пролетела над головами угодив точно в цепкие пальцы.
- Семён Игнатич, угости, ради бога, - попросил самый нетерпеливый.
- Чё? - Возмутился Сенька. - Отвали, босота. Сам заработай.
Он аккуратно надорвал пачку, медленно вытащил одну папиросу и с явным наслаждением принюхался к табаку:
- Буржуйские...огонька бы.
- Ну ты, Сенька, и привереда, - я бросил ему коробок спичек, - А это вам, мужики.
Вторую пачку принял Тимофей Ильич и роздал всем желающим. Отвыкшие от курева организмы кашляли, но благодарственно хвалили 'охвицерский' табачок.
Ещё четыре дня меня вызывали на допросы, длившиеся не более минуты. Следователь равнодушно предлагал расписаться в протоколе, получал отказ и уходил, давая возможность конвоирам учить контру уму разуму. Арестанты жалели упрямца, предлагали не мучиться и поставить хотя бы крестик, коли грамотой не владею. Грустно было смотреть на этих людей, по сути дела, покойников. При желании можно перебить весь райотдел за чинимые пытки и зверства - лучше не станет. Пришлют войска, нахватают ещё кучу безвинных и устроят 'народный суд над крупной бандой котрреволюционеров'.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу