Вячеслав Поляков-Прокопьев - Нф-100 - Киллер для президента

Мощность энергоустановки пятьсот киловатт. В салоне поддерживается заранее запрограммированный запах - цветов или что вам больше подходит по настроение в данный момент.

Дверь практически бесшумно закрылась, изолировав пассажиров от внешнего мира. Александр привычно обратился к автоматической системе управления (которая в народе имела другое, более краткое и емкое название, а именно "молчи-молчи"), назвал конечный адрес маршрута и услышал в ответ: "Ваша вводная принята". Машина плавно тронулась и без каких-либо помех влилась в поток транспорта.

- У нас есть немного свободного времени, и я хотел бы начать с неожиданного, быть может, для вас вопроса, - произнес Александр. Танечка, и без того худенькая и небольшого роста, как-то сжалась и почти полностью утонула в мягком интеллектуальном кресле - были видны только лоб и длинные ресницы, часто хлопающие в ожидании чего-то пугающего, да и было отчего насторожиться: голос у Александра в этот момент был суровым и загадочным.

- Вопрос следующий. Скажите, пожалуйста, как складывались ваши служебные отношения с покойным? Ведь, как я понимаю, разница в возрасте играет не последнюю роль во взаимоотношениях подчиненных с руководителями. Ответьте, пожалуйста, откровенно.

Татьяна не сразу нашлась, как ответить на такой непростой вопрос, после небольшой паузы она начала своим тоненьким голоском:

- Как вы знаете, я работаю под началом Николая Арсеньевича... - Тут она запнулась, и поправилась: - Простите, работала. Два года. За все это время у нас не было ни одного мало-мальски заслуживающего внимания конфликта. Можно сказать, мы были довольны деловыми качествами друг друга. И работа любой сложности выполнялась в срок, чем Николай Арсеньевич всегда был доволен.

Что касается слухов... вы, наверное, это имели ввиду, спрашивая о наших отношениях... Так вот, никаких личных, тем более сексуальных отношения у нас не было. Всем всегда завидно - мол, как это так, работают вместе, проводят львиную долю рабочего времени не только рядом, но зачастую и наедине...

Что-то тут не так! Плюс ко всему, никогда не ругаются, наоборот, при общении употребляют только принятую в подобных учреждениях лексику. Улыбаются друг другу.

Они же не обращают внимания... или не хотят обращать... что улыбки без тени кокетства. В общем, он был для меня настоящим кумиром, примером для подражания.

При этих словах Танечка всхлипнула и молча заплакала. О том, что она именно плакала, можно было догадаться только по молчанию и частому подергиванию ее маленьких плечиков да такой же небольшой грудки.

Со стороны она казалась такой осиротевшей, беззащитной, потерявшей что-то очень важное, может, даже самое главное в своей жизни... Успокоившись и овладев собой, она продолжила:

- Вот только последнее время он стал каким-то не таким, не совсем тем, к которому я привыкла за два года. С самого утра мог быть раздражительным, резким... даже грубым! Раньше за ним такого не водилось. Я пыталась, как могла, успокоить его, порадовать успехами в нашей общей работе, но казалось, его ничто не радовало и не интересовало.

Скорее, наоборот - когда речь заходила о последних исследованиях, он становился особенно замкнутым, лицо его напрягалось, желваки двигались жестко, единственно скрежета зубов слышно не было. Он старался где-нибудь уединиться.

Потом появлялся более менее успокоенным, от него сильно пахло куревом, сквозь запах табака пробивался запах спиртного, какого именно, я не знаю, мало что в этом понимаю... Припоминаю только, что он старался скрыть, что позволяет себе на работе, за ним такого никогда не замечала. На мои осторожные вопросы насчет того, что с ним происходит, он отмалчивался или переводил тему разговора в другое русло.

Но на прошлой неделе он пригласил меня пообедать вместе вне стен нашего института. Это мне показалось странным, за все два года подобного не было ни разу. Учитывая его состояние, я согласилась. Мы пришли в тот ресторанчик... ну, вы знаете, по главной улице в сторону центра.

Название у него еще смешное такое, весеннее... А, вспомнила! "Ландыш" называется. Сидим мы спокойно, сделали заказ, ждем. Правда, он заказал коньяк. Я, конечно, на него глянула осуждающе, но он не обратил на это никакого внимания.

Когда официант принес коньяк и тарелочку с хлебом, Николай Арсеньевич выпил сразу три рюмки подряд, абсолютно не поморщившись, затем долго-долго смотрел на меня.

Потом неожиданно быстрым движением взял мою руку, зажав ее в своих ладонях, как-то неестественно страстно и торопливо принялся говорить. Некоторые слова оказались невнятными - видимо, от волнения. Он говорил, горячо говорил о превратностях судьбы и что ему очень грустно, а самое главное - страшно!