Сергей Дмитрюк - Агнец в львиной шкуре

Между тем, народ получает от революционной власти лишь крохи, которых едва хватает, чтобы не умереть с голода. Избранные же тратят на себя миллионы — золото! Они скупают земли по всей планете, строят на ней дворцы себе и своим семьям. Таких дворцов не было даже у прежней власти, даже у самых богатых! Они погрязли в суеверии и мистицизме, превратившись в тоталитарную секту, в которой правит уголовная этика и мораль. Так какой закон их сможет излечить? И кто создаст эти законы?

— Вы сами должны создать такие законы и распространить их по всех планете, чтобы люди жили только по ним! Нужно развивать общественное мнение, опираться на него в принятии важных для общества решений, не подчиняясь правилам, установленным властью. Мы помогаем вам добиться этого, делаем всё возможное, чтобы помочь вам построить самим иную жизнь — без крови и убийств, без насилия и угнетения, и главное безо лжи! — горячо воскликнула Юли.

Онами взглянул на неё и снова покачал головой.

— Чой Чо Рену не нужны изменения на этой планете, поэтому он не допустит распространения влияния Земли повсеместно. Земли он страшиться больше всего, потому что Земля принесла сюда иные ценности, иную справедливость.

— Каков же, по-вашему, выход? — с интересом спросил я.

— Если бы я был всё ещё молод и силён, как ты, я бы убивал по десятку негодяев каждый день. Убивал бы всех подручных Чой Чо Рена. Их бесславная гибель отвадит у других желание занять высокое положение в государстве и стремление поддерживать тирана. А затем, собрав силы, я бы смёл с лица Гивеи и самого Чой Чо Рена, и установил бы свою власть — справедливую и честную, основанную на наших традициях. Только так можно очистить эту планету от любого зла!

Я пристально посмотрел ему в глаза.

— Вы говорите не как мудрец.

— А ты принял меня за мудреца?

В глазах Онами появилась холодная весёлость.

Откуда-то издалека раздались призывные звуки труб и бой барабанов.

— Представление начинается. Вам лучше вернуться на городскую площадь, — равнодушно сказал старик. Он поклонился нам на прощание и побрёл прочь, горбясь и опираясь на свой посох. Красные подошвы его стоптанных сапог тяжело взбивали дорожную пыль.

— Максим! Идём же!

Юли потянула меня за руку. Я в последний раз бросил взгляд на удаляющегося старика и послушно последовал за взволнованной женой.

— Какой-то он сегодня странный, — сообщила на ходу Юли, хмуря брови.

— Почему? — поинтересовался я.

— Раньше он никогда не говорил таких вещей, — объяснила она. — А сегодня он был похож на тебя, хотя ты был сегодня совсем другим… Не понимаю.

Юли наморщила лоб в напряжённом раздумье.

— Люди меняются, — пожал я плечами. — Ты сама мне вчера об этом говорила.

— Перестань! Здесь что-то серьёзное. Нужно обязательно с ним встретиться после праздника и поговорить.

— Хорошо. Надеюсь, твоя проницательность и ум помогут понять причину этих перемен и наши надежды не останутся пустыми. Без тебя я просто бессилен!

— О! Мой Камал! Я люблю тебя!

— Я тоже люблю тебя!

Я крепко обнял её за плечи, прижимая к себе.

Под сенью цветочных гирлянд, растянутых на высоких шестах над всей площадью, была выстроена круглая импровизированная сцена так, чтобы со всех сторон можно было увидеть представление. Вокруг неё собрались сотни людей в радостном предчувствии предстоящего действа.

С правой стороны от нас стоял высокий треножник с огромным барабаном, обтянутым тугой потемневшей кожей. Двое коренастых мужчин в набедренных повязках, со сплетёнными в пучки волосами синхронно ударили в барабан короткими деревянными стержнями и принялись выбивать глухой дробный ритм, пританцовывая под него на месте.

И тут же ожили два десятка танцоров и танцовщиц, неподвижно стоявших на сцене с опущенными головами. Они вытянулись широкой дугой, в центре которой неожиданно появились четыре артиста в страшных косматых масках, с шестами и палками в руках. Энергично притоптывая и подпрыгивая на месте, они стали отбивать новый слаженный ритм своими бесхитростными инструментами и ногами.

Я заметил, что на всех участниках этого представления была надета особая обувь — открытые сандалии с плоскими деревянными накладками на пятке и мыске. Чувствовалось, что незамысловатые па артистов в масках имеют какой-то свой, скрытый смысл, как и весь этот танец. В нём было что-то древнее, мистические, пробуждающее в душе давно забытые мотивы.

В слаженный ритм ударных влились громкие хлопки в ладоши и радостные выкрики танцоров массовки, простые движения которых казались удивительно гармоничными и красивыми. Люди в масках то сходились в центре сцены, то расходились в разные стороны, принимаясь безумно кружиться. Удары палок о шесты становились всё интенсивнее и быстрее, и вдруг все четверо замерли на самом краю помоста, и вместе с ними смолк большой барабан.