Готфрид Майнхольд - Лиана Хальвега

Быть может, его подавленное состояние в настоящий момент уже является следствием поражения? Он начал помещать насекомых и пресмыкающихся в зараженную спорами среду, ему казалось, будто он воочию наблюдает изменения в поведении животных, однако ему уже не хватало выдержки и трезвости мышления, чтобы довести исследование до конца, он не мог продолжать опыты с обязательной в науке последовательностью. «Нам необходима другая хальвегия, — говорил он себе, — нормально развивающаяся, безобидная». Надежда вывести ее держала его в лихорадочном состоянии. В то же время он знал: лиана распространилась по земле такой, какой была, и более чем на пятой части суши она была неистребима.

Шпельц вел беспощадную, ожесточенную борьбу против стремительных, непредвиденных последствий возможного противоядия — он знал о безнадежности и даже опасности подобной борьбы. Тем не менее во все концы мира он рассылал письма с трагическими пророчествами и заклинаниями. Тревога вынудила его наконец к отчаянному поступку. Мысль войти в историю человечества изобретателем новой неведомой болезни была для него невыносима. Всего несколько ночных часов потребовалось ему, чтобы бесповоротно сжечь в институтском крематории свыше тысячи пробирок с культурой мучнистой росы и еще больше тысячи пораженных культурой подопытных растений и животных вместе со всеми зафиксированными данными его исследований.

Пришедшие на следующее утро сотрудники застали его лихорадочно пишущим. Он не отвечал на вопросы, целиком погрузившись в письмо к Хальвегу, он бесповоротно осуждал себя, как позже выяснилось. Когда его увозили из института, он громко говорил о своей вине, однако имел при этом в виду совсем иное, не то, что его сопровождающие. Он готов, заявил он, дать самые обстоятельные показания.