Елена Асеева - К вечности

— Тише… тише, мой милый… Что ты? Крушец… Крушец, малецык мой бесценный успокойся, — это вне всяких сомнений плыл голос моего Творца, бас-баритон Першего было невозможно ни с кем спутать.

«Отец! Отец! Отец!» — зашевелил я губами, и вроде как ослабло мое напряжение, ибо я попытался расслабиться, предоставить моему естеству синхронно перемигиваться клинописью и образами со звездой, и единожды попытался уловить, откуда же долетал голос Першего.

— Тише… тише, мой любезный Крушец, — витало легким шорохом… дуновение обок меня… али все же во мне… впрочем, успокаивая, умиротворяя… уговаривая.

Еще самая толика того самого времени, как величал эту структуру мой Творец, и сияние символов, письмен, рун, литер, свастик, ваджер, букв, иероглифов, цифр, знаков, графемем да крошечных геометрических фигур, образов людей, существ, зверей, птиц, рыб, растений, планет, систем, Богов, Галактик слилось в единое густо-серое облако… Насыщенность цвета облака многажды усилилась, а погодя и вовсе приобрело густую сине-алость, схожую с космическим пространством, местами усыпанным стайками ярчайших созвездий, систем, светящихся полос газа и разнообразных по оттенку дымчатых туманностей. А предо мной в том темно-цветном мареве неслось мощное космическое судно. Плоское, овальное, стекловидное тело которого, с серебристыми полосами на гладком спинном покрове и острых боках, напоминало чем-то насекомого и состояло из двух модулей. Небольшой, округлый первый модуль топорщился из второго, много более крупного корпуса, в боках оного поблескивали маленькие треугольные люки. Плоскими, точь-в-точь, как весла были две пары ног размещенных вдоль туловища. Еще две конечности, чем-то напоминающие на концах огромные клешни отделялись прямо с под стыка обоих модулей, днесь будучи плотно прижатыми к брюшку судна. Вельми скоро взмахивая веслами-ногами судно на высоких скоростях вклинилось в огромное рыже-желтое дымчатое облако, уплощенное по бокам, и, смешавшись с теми испарения… пропало.

Резкая боль!

Она разрушила и сами испарения, и затерявшееся в них судно. А я вновь узрел перед собой восьмилучевую звезду из центра каковой внезапно вырвалась и своим острым наконечником ударила в мою макушку серая молния по поверхности усеянная малыми просяными золотыми искорками. Молния, ничто иное, как электрический искровой разряд, являющийся носителем больших температур и мощности.

Одна…

Вторая…

Третья молния…

Ох! как было больно! Больно! Больно!

Я дергался, как мог, но бахтармы держали меня столь крепко, что не давали возможности не то, чтобы вырваться, но даже толком шевельнуться. Мое сияющее естество, где меняли кодировку, болезненно вздрагивало, а губы не переставая шевелиться, взывали к Отцу.

Благо, что я вновь отключился. Поелику последнее, что я помнил в том коридоре (на самом деле трубчатом образовании, сформированном определенным рядом клеток, который выполнял роль соединительной ткани в живом мощном организме, величаемом Стлязь-Ра, где и обитал Родитель) это весьма болезненный удар, как раз между двумя впадинками глаз.

Когда я пришел в себя… Вновь осознав себя Крушецем, первое, что узрел раскинувшийся передо мной золотистый покров земли, на котором, насколько хватало взора, раскинулась рыже-смаглая растительность. Былие, творение Родителя, имеющее порядка ста сорока двух структурных элементов ядра клетки. Ее с уверенностью можно назвать праматерью всех травянистых растений. Каковые вже много позднее, благодаря способностям третьего сына Родителя, приобрели многообразие, и стали основой существования не только животного и человеческого видов, но и самих планет, на оных те самые виды обитают.

Так вот, прямостоячие стебельки былия (чей внешний образ полностью переняли особо почитаемые у людей культуры злаковых) с плоско-линейными листочками и, расположенными на стержне двумя рядами колосков, по прописанному для них общему закону, синхронно кланялись по первому вправо, а после также одновременно влево. Их одиночные янтарного цвета колоски зримо исторгали рыжее сияние, кое представляло из себя зачаток наследственности былия, проще говоря единицу генетической информации, в данном случае схожей с необработанным цветенем, пергой. Эта дымчатая перга естественно отражалась в бледно-желтоватом небе, которое правильнее было бы назвать свод, и посему казалось, что там… наверху струится желтовато-прозрачная дымчатость, ярко освещающая все окрест меня.