Елена Асеева - К вечности

Поелику пару дамахей спустя багряность пред очами юницы, сменилась сначала на лучистую коричневу, а погодя на небесную голубизну… Голубизну очей Небо.

Очевидно, сия переписка памяти в мозгу девочки не принесла радости ни Седми, ни мне… Определенно, лишь успокоение самой Владелине, понеже, кажется, в следующее мгновение до меня доплыл разговор меж Седми и Дажбой, молвленный на доступном Богам мысленно-звуковом языке:

— Надобно будет сказать Отцу, — прозвучал мягкий баритон Дажбы. — Что у тебя Седми получилось. Отец, будет вельми рад, ибо ждал этого.

— Да уж, мой милый малецык, будь добр скажи, — явственно недовольно отозвался Седми. — Ибо я того совсем не желал творить и хвалиться мне пред Небо не чем. Считаю, что надобно им обоим… Отцам… вести себя иначе. Одному повиниться пред Родителем, а иному отдать лучицу.

Коли того не желал так зачем делал? хотелось мне негодующе возразить…

Возразить тебе, Седми, и Небо… Еще довольному Дажбе и Отцу, каковой своим упрямством, столько натворил. Но я был вельми раздражен, болен и ко всему прочему кроме крика, зова никак не мог высказаться. Посему я выплеснул услышанный разговор братьев в мозг девочки, не очень-то надеясь, что она меня поймет, а после, ярко засияв, от возбуждения, разком отключился…

И вновь стал подключаться рывками.

Иногда это происходило при встрече с Небо.

Он всегда был так нежен с девочкой, и не менее ласково пытался успокоить, поддержать меня. Называя полюбовно Крушец, и прислушиваясь ко мне… к ней… Обаче я не отзывался, потому как был мал, болен и вельми огорчен.

Вероятно, называя меня по имени, Небо старался тем приободрить, успокоить, поддержать. Не ошибусь, ежели скажу, что он понимал, я никогда не выберу его печищу, не смогу стать его братом, або слишком связан с Отцом. Впрочем, та особая чувствительность, которой обладал я, не позволяла Небо отдать меня Першему, привязывая его ко мне, удерживая его обок меня.

А может…

Может, старший Димург и вовсе не желал меня забрать. Ей-ей неужели было так сложно повиниться пред Родителем, тем паче его вельми долго там ждут.

Сие огорчение я не раз озвучивал в мозг Владелине, а она их передавала Небо, как и понятно, в такие моменты не воспринимая происходящего, и словно впадая в гипнотическое состояние, право молвить, это были теперь только мои способности.

— Милый, драгоценный мой Крушец, — Небо ласкал меня словами, трепетно неизменно произнося мое имя. Он меня любил столь сильно, словно пред ним находились его Седми, Огнь, Дажба. — Все будет хорошо, ты только не волнуйся… И успокойся. Я обок тебя, моя несравненная ни с чем драгость. Бесценный мой малецык… Я все, расскажу о твоей смури Отцу. Но он поколь не может к тебе прибыть. — Похоже, Небо старался облыжничать не только меня, но и себя. Ибо я понимал, ощущал, чувствовал его обман, направленный не столько против меня, сколько во имя, абы защитить и умиротворить. — Ты только мой милый, — уже более поучительно толковал мне Небо, явно страшась за мое своенравие. — Днесь не должен кричать. Ты, еще не научившись говорить, своим криком, своей мощью погубишь мозг плоти. Посему подавай зов, только в случае опасности, особой опасности для тебя. И тогда делай сие мягче, плавней, слегка наращивая сияние и им прикрывая сам мозг… Все же, что хочешь озвучить, мысленно направляй на мозг и тогда Владелина скажет мне о твоих желаниях. Ты только постарайся объединиться с плотью, недопустима твоя такая от нее отрешенность… Это очень опасно для тебя, мой милый.

Интересно, Небо и впрямь не понимал, что это не отрешенность, а болезнь?

Скорее всего, не понимал, так как подле не было мастера, учителя того, кто мог подсказать, того кто всегда вел лучицу, обучал и мог определить ее хворь.

Да и Небо, был те самым Богом, оного в лоне Зиждителей называли дубокожим.

Откуда я это знал?..

Конечно, не от Отца, ибо он вельми любил своих братьев, и, опекая их, считал нежными, хрупкими.

Об этом мне поведал Родитель. Не только показав в свое время их отображения, но и рассказав о них, все предельно четко и правдиво…

Представляю, как сия правдивость, не понравилась бы моему Отцу.

Почему же подле меня не было учителя, того кто мог помочь, и днесь, определенно, спасти?

Вероятно, теперь в том упрямствовал Небо. Он ведь был близнецом Першего и также как тот порой проявлял упрямство. Каковое скорее всего не должно быть присуще Богам, Творцам систем, планет, живых существ.