Джон Варли - Демон

— Ты не фея, Джонс, — процедил он. — Ты ведьма.

На миг Конелу показалось, что из-за стука кружек и громкой болтовни в таверне его не услышат. Джонс не шевельнулась. Тем не менее взвинченность землянина странным образом вышла наружу и буквально наэлектризовала воздух. Шум постепенно стих. Все титаниды повернулись и стали его разглядывать.

Сирокко Джонс медленно подняла голову. До Конела дошло, что она уже давно его изучает, — по сути, еще до того, как он подошел к столу. Такого твердого взгляда он еще никогда не встречал — и такого грустного тоже. Глубоко посаженные глаза Феи были ясны и черны как уголья. Она перевела немигающий взгляд с его лица на обнаженные бицепсы, а затем на длинноствольный кольт в кобуре у бедра, в считанных дюймах от которого нервно сжимался и разжимался кулак парня.

Наконец Сирокко Джонс вынула изо рта сигару и оскалила зубы в плотоядной ухмылке.

— Да кто ты, к чертям, такой? — поинтересовалась она.

— Я Овод, — ответил Конел. — И я пришел тебя убить.

— Забрать его, Капитан? — спросила одна из сидящих за столом титанид. Сирокко отмахнулась:

— Нет-нет. Тут вроде бы дело чести.

— Вот именно, — подтвердил Конел. Зная, что его голос становится писклявым, когда он его повышает, он немного помолчал, чтобы успокоить дыхание. Джонс, похоже, не собиралась позволить этим животным сделать за нее грязную работу. Быть может, она даже окажется достойной противницей.

— Когда ты сотни лет назад сюда явилась, ты...

— Восемьдесят восемь, — перебила она.

— Что?

— Восемьдесят восемь лет назад. А никакие не сотни.

Конел не стал отвлекаться на мелочи.

— Помнишь кое-кого, кто тогда с тобой был? Человека по имени Юджин Спрингфилд?

— Очень даже помню.

— Тебе известно, что он был женат? Что на Земле у него остались жена и двое детей?

— Да. Известно.

Конел перевел дух и выпрямил спину.

— Так он мой прапрадедушка.

— Дерьмо собачье.

— Не дерьмо собачье, а прапрадедушка. Я его праправнук и пришел сюда отомстить тебе за его убийство.

— Вот что, приятель... не сомневаюсь, ты уже натворил за свою жизнь глупостей. Но, если не возьмешься за ум, эта станет самой большой и последней.

— Я одолел миллиард миль, чтобы тебя найти, и теперь дело касается только нас двоих.

И Конел потянулся к пряжке ремня. Сирокко едва заметно дернулась. Конел так этого и не увидел — он был слишком занят, расстегивая ремень и сбрасывая его вместе с пистолетом на пол. Ему нравилось носить пистолет. Он носил его с самого приезда, увидев, сколько людей здесь ходят при оружии. Такая перемена его порадовала — особенно по контрасту со строгими законами о ношении огнестрельного оружия в Доминионе.

— Вот так, — сказал он. — Я знаю, что ты на сотни лет старше и владеешь всякими грязными приемчиками. Но я готов свернуть тебе шею. Давай выйдем отсюда и устроим все честь по чести. Предлагаю драться до смерти.

Сирокко медленно покачала головой:

— Сынок, если будешь делать все честь по чести, до ста двадцати трех лет не доживешь. — Она взглянула ему через плечо и кивнула.

Стоявшая позади Конела титанида треснула его пивной кружкой по голове. Толстое стекло вдребезги разлетелось, а Конел осел прямо в кучу оранжевого титанидского навоза.

Сирокко встала, засовывая свой второй пистолет за голенище:

— Посмотрим-ка, что это еще за хрен с горы. Неподалеку оказалась титанидская целительница; осмотрев кровавую рану на голове, она объявила, что парень скорее всего будет жить. Другая титанида стащила со спины Конела рюкзак и принялась там рыться. Сирокко стояла над телом, дымя сигарой.

— Ну, что там у него? — спросила она.

— Так... вяленая говядина, пачка патронов вон для той пушки, пара коньков... и штук тридцать брошюрок с комиксами.

Хохот Сирокко прозвучал музыкой для титанид — так редко они его слышали. Все они хохотали вместе с ней, пока она листала комиксы. Вскоре по всей таверне слышались металлические голоски шарогонов и прочие звуковые эффекты.

— Мой ход, ребята, — сказала Сирокко сидящим за ее столом.

Конел очнулся с такой жуткой головной болью, какой и представить себе не мог. Покачиваясь из стороны в сторону, он открыл глаза, чтобы понять, отчего бы это.

Оказалось, он висит над двухкилометровой пропастью.

От вопля голова заболела еще страшнее, но удержаться Конел не мог. Вопль вышел какой-то детский, писклявый, едва слышный. Потом его вытошнило, и он едва не задохнулся.