Владимир Савченко - Избранные произведения. Том 1. Должность во вселенной. Пятое измерение. Час таланта

Корнев полулежал в кресле, смотрел, как вверху уменьшалась, будто сворачивалась, область ядра, которую только и можно было отличить от остальной темноты по возникавшим там «мерцаниям». Теперь они искрили чаще, но делались все мельче, голубее, утрачивали подробности. И само место, где они были, стягивалось от размеров облака в пятно, поменьше видимого с Земли лунного диска.

…У них уже были названия для всего этого: -«вихрик» — если мерцание имело вид светящегося смерчика, «клякса» — когда возникало размытое световое пятно, «запятая» (она же «вибрион») — когда за несущейся во тьме световой точкой тянулся угасающий шлейф. Названия были, за названиями дело не стало. Но Александра Ивановича разбирала досада, что, совершив этот бросок ввысь, преодолев многотысячекратную неоднородность пространства-времени, они не приблизились ни к разгадке «мерцаний» в Шаре, ни даже к определению его физических размеров. Только и того, что больше увидели.

Проблема физических размеров Шара… Она всем действовала на нервы. Сама формулировка ее содержала наглый выпад против здравого рассудка: каков внутренний диаметр Шара, имеющего внешний диаметр 450 метров? Пока что он прямому измерению не поддавался — ни с земли, ни с крыши башни. По имеющемуся опыту подъемов и полетов на предельных высотах можно было предполагать, что физический поперечник Шара не меньше сотен километров.

Сейчас, подняв сюда, в идеальные для наблюдения условия: разреженный воздух, ясность и покой которого не нарушают колебания внешней атмосферы, — телескоп, сильный прожектор и локатор сантиметрового диапазона, они надеялись, по крайней мере, просмотреть сквозь ядро Шара детали экранных сетей; или хоть засечь их локатором, для сантиметровых волн которого сети представляли собой «сплошную» отражающую поверхность. А если внутри, в ядре, что-то есть, то изучить (измерить, пролоцировать) и это. Не просветили Шар до сетей, не узрели их. И то, что внутри, осталось непонятным.

«Ничего, так было бы даже неинтересно — сразу. Главное, тропинку сюда протоптали, изучим, измерим, поймем, никуда не денется!»

По мере опускания кабины светлое кольцо вокруг башни росло, опережая расширение темного пятна крыши, становилось ярче и меняло расцветку от багрового к оранжевому, к серо-желтому. В том кольце вмещалось все: вблизи стен-склонов башни — навеки застывшие краны с грузами на стрелах, автомашины, в бинокль Корнев различал и людей в динамических позах; далее — вывернутая дуга проходной, накренившаяся и выгнутая площадка вертодрома, за полем опрокинувшиеся во все стороны приплюснутые многоэтажные зданьица… и так до горизонта, над которым на юге висело маленькое овальное солнце цвета спелой черешни; на самом деле, поскольку земное время шло к полудню, оно стояло в наивысшей точке.

Спуск занял двадцать минут. Вот аэростаты легли по краям площадки. Терещенко спустил лесенку. Они вышли из кабины. На краю площадки сиротливо торчала на треноге телекамера; рядом светил экран телеинвертера.

— Так-то вот проявлять излишнюю ретивость, — наставительно заметил Корнев связисту. — Давно бы спустился к своим делам, а не вкалывал бы с нами вместо референта Синицы.

— А я не в претензии, Александр Иванович, — отозвался тот. — Було интэрэсно. Якщо хочэтэ, могу зовсим до вас подключиться. Все краще, чем меня Хрыч будэ гонять, увольнением пугать… А по радио и электронике я все умею.

— Ну-ну, ты брось так про Валерьяна Вениаминовича. Он тебя правильно пуганул: связистов своих распустил! А насчет этого — подумаем. Толюнь, ты что делаешь?

Васюк-Басистов, присев возле инвертера, крутил ручки, щелкал тумблерами.

— Вертолет хочу вызвать — что!

— Не прилетят сюда вертолеты, они по другим рейсам пошли.

— Ну, вызови ты, тогда прилетят! Надо же домой… («Я знаю, что он скажет: тебе нельзя домой, ты там проспишь полсуток. А я именно и хочу выспаться дома, на чистых простынях, под одеялом, при открытом окне… и чтобы жена говорила детям: „Тише, папа спит, он устал“. А не на раскладушке с поролоновым матрасом среда бетона, мусора и цементной пыли!»)

Корнев понял состояние своего помощника.

— Толя, — сказал он осторожно, — я тоже устал. Давай так: ты выдашь мастерам в эксперименталке задание на телескопический автомат, который мы с тобой придумали, — и отправляйся домой. На весь день. Но чтобы выдать грамотное задание, тебе надо поспать. Ты ведь сейчас сам не свой. Сегодня под крышей начнут оборудовать гостиницу-профилакторий, тогда отдыхать будем, как боги, вниз не потянет… А пока — уж такая у нас с тобой суровая жизнь, друг мой Андреич! Так, действительно, раздумаешься — и позавидуешь тем, кто сейчас мирно преподает в Таращанском сельхозтехникуме.