Владимир Савченко - Избранные произведения. Том 1. Должность во вселенной. Пятое измерение. Час таланта

— Эх… нестабильно все-таки, нечетко, — жадно сказал астрофизик.

Валерьян Вениаминович смотрел на экраны, где плясала сине-белая горошина, без подробностей, потом взглянул вверх. Над куполом сияла, подавляя своим светом все окрестное, голубая звезда. «Как Венера после заката», — подумал он.

Это была первая после Солнца звезда, чей диск увидели люди.

— Есть запас в сотню киловольт, — сказал Корнев. — Придвинемся еще?

— Не вижу смысла: нечетко, шатко, — покачал головой директор. — Возвращаемся.

…И только когда кабина приблизилась к крыше, спохватились, что не включили ни кино-, ни видеокамеры. И в голову никому не пришло! «Вот они, эмоции-то! — Пец недружелюбно покосился на Буровский преобразователь. — Когда-нибудь я эту штуку сломаю…»

Кабина опустилась на крышу, они вышли. Первой к Валерьяну Вениаминовичу подошла жена:

— В чем дело? Что-нибудь испортилось?

И он не сразу сообразил, почему она так решила: по времени крыши они отсутствовали три минуты.

Ястребов приблизился к Корневу:

— Ну, Александр Ива, все в порядке? И что ж оно там наверху?

— Как что? Что и предполагали: галактики, звезды, Вселенная!

Механик странно посмотрел на него, отошел.

Дело было сделано — самое крупное из дел Института.

— Послушайте, граждане, — Корнев обнял нос ладонью, исподлобья оглядел стоявших на площадке, — кто кого, собственно, держит канатами: мы Шар или Шар — нас?

— Правильно, Александр Ива, одобряю! — как всегда, с ходу понял идею Ястребов. — Грех не отметить.

— И расслабиться, — сказал Любарский.

— И вздрогнуть, — уточнил Буров.

И они всем штабом двинулись вниз, а оттуда двумя машинами в ресторан при интуристовской гостинице «Stenka Razin». Только Юлия Алексеевна уклонилась, ее подбросили домой.

…Оказывается, уже началось лето. Отцветала сирень в скверах, все улицы были в сочной зелени. И небо, которое они привыкли видеть у себя под ногами, мутно-желтой полосой вокруг зоны, оказывается, было голубым и огромным; в нем сияло, склоняясь к закату, жаркое неискаженное солнце. По тротуарам и бульварным аллеям шли загорелые люди; женщины были в легких платьях. Ветерок шевелил их волосы, ткани одежд, листья деревьев, воду в реке — ветерок! Они и не думали, что по нему можно так соскучиться.

Они были похожи на сошедших на берег после долгого плавания моряков — после полярного плавания, стоило бы уточнить, взглянув на их бледные лица. В ресторане все как-то сначала застеснялись блистающего великолепия сервизов, белых скатертей, сюрреалистического мозаичного орнамента вдоль глухой стены, величественных официанток. «Ну, граждане, одичали мы, надо скорей поддать, — сказал Корнев. — Шесть бутылок коньяку, девушка, да получше. И все прочее соответственно». И официантка сразу будто осветилась изнутри от доброжелательности.

И верно, когда поддали, закусили, еще поддали — захорошели, освоились, отошли.

Коньяк был отличен, едва вкусна, жизнь великолепна — ибо они создали и победили!

— «И внял я неба содроганье!..» — возглашал, подняв на вилке ломоть осетрины, порозовевший Любарский И тут же, сменив тему, напал на Корнева: — Между прочим, драгоценнейший Александр Ибн-Иванович, тот маневр-отступление не понадобился бы, если бы послушались меня и сразу установили отклоняющие электроды. Тогда бы наша «полевая труба» изгибалась и достигала намеченного объекта сразу!.. А если сверху пристроить еще каскад электродов — на предмет образования ими «пространственных линз»… — он сделал паузу, поглядел на всех со значением, — то и видели бы мы все куда четче и крупней!

— Вот народ, вот люди! — весело качал головой главный инженер и наполнял рюмки. — Не успели одно сделать… и ведь какое одно! — им уже мало, подавай другое. Дайте срок, Бармалеич, сделаем отклоняющие и эти… кхе-гм! — на предмет «пространственных». Толюнчик, а? Буров? Сделаем?

Те поднимали рюмки, обещали. «А что… — мечтательно щурился Буров, — раз там звезды, то при них должны быть и планеты. А на планетах и цивилизации, а?» — «За контакт с братьями и сестрами по разуму!» — возглашал быстро хмелеющий Любарский. «Нет, но как же вы запись не включили?! — возмущался, отодвинув рюмку, Анатолий Андреевич. — Сами поглядели — и все. Эгоисты!» — «Забыли, — горячо говорил Корнев, — просто затмение нашло. Да не огорчайся, Толюнчик, нашел из-за чего! Еще наглядишься и наснимаешь, сколько захочешь». — «Нет, но самое-то первое… это же история!» Выпили и за историю.