Михаил Харитонов - Факап

Ингмар стал задумчив и тих, что с ним случалось крайне редко. И промолчал минуты две. Я даже как-то забеспокоился.

Наконец, он поднял на меня водянистые глазёнки и сообщил:

— Нехорошая это история. Я бы дальше не стал. Но ты же будешь?

Пришлось согласиться — буду. На что Виттель пожал круглыми плечиками и сказал:

— Я так думаю, этот твой Улитнер искал подробности о переименованиях. Звёзд и планет. Может, конкретной звезды или планеты. Эти данные есть только в протоколах Межведомственной комиссии. В общем доступе протоколов нет, они в базе данных Института Астрономии. И ещё надо знать, где искать. У академика шансов не было. Но у тебя они есть. Когда я книжку писал, то скачал себе весь архив, а выкидывать я ничего не выкидываю. Только давай вот что: ты у меня больше ничего не спрашиваешь. Потому что материалы, в общем, легальные, а вопросы ты можешь задать всякие. А вру я только на работе. Или так, или никак. Устраивает?

Насчёт "только на работе" я ему, конечно, не поверил, но условия принял. И через полчасика он вручил мне свежезаписанный мнемокристалл, по каковому поводу мы немножко выпили, а потом ещё усугубили. Потом я пошёл на "озеро", там хорошо расслабился и вернулся затемно.

И вот представьте: иду я по коридору, ищу в кармане карточку от номера, захожу. Намереваясь занять любимое кресло, покурить, послушать музыку какую-нибудь хорошую, да и баиньки.

Включаю свет. А в моём любимом кресле сидит Комов. В одних плавках. По-прежнему синенький, но живой.

Не утерпел, всё-таки допил коньяк. Под "Флейтовый сад наслаждений" Якоба ван Эйка. Вот ты, Лена, можешь войти в БВИ и узнать, что это за парень был. А я не могу. Но если ты это читаешь — послушай, пожалуйста. Блокфлейта. Очень душевно. Я до того расчувствовался, что съел ещё и сардины. О пёс, никогда бы не подумал, что сардины такие вкусные. Потом в масле от сардин размешал немного биологической смеси. Тоже ничего, особенно на безрыбье.

Жаль, что это всё. Если только не найду ещё какой-нибудь заначки, но что-то мне подсказывает, что больше тут ничего нет.

Что ещё нового. Помылся, постирался. С ногтями проблема — отросли так, что по клавишам стучат, как те хомячки по трубам. Вроде бы мелочь, но раздражает. Ножниц, разумеется, тут нет. Лазерный резак, правда, имеется. Нашёл в силовом узле. Точный инструмент, щель даёт в десять микрон на минималочке. Вот только ногти я им стричь не буду, пальцы дороже. Нож тоже не хочу делать, по той же причине. Нужно как-то соорудить ножницы. Вот тем же резаком, например, вырезать две болванки, а потом как-нибудь наточить и свинтить. Но этим я завтра займусь, а пока — ежедневная порция мемуаров.

В общем, наш диалог с Геннадием Юрьевичем таки состоялся. Причём по его инициативе.

Оказывается, пока я пьянствовал с Виттелем, наши привезли каких-то леонидянских докторов. Уж не знаю, как их умолили, леонидяне людей вообще-то не лечат. Но Комов — это федеральное достояние. Так что, видимо, нашли подход.

По словам Ген-Юрьича, вели они себя в своей обычной манере. Явились к тому самому "живому озеру", где он отмокал в отключке, людей попросили удалиться, ну и что-то такое сделали. Что — Комов не понял, не в том состоянии он был, чтобы что-то понимать. А когда он всё-таки пришёл в себя, леонидяне на него посмотрели и молча ушли. Точнее, улетели на своих ящерах, не соизволив даже сообщить земным врачам об успехе.

Ну это-то было предсказуемо. Однако дальше Комов меня удивил. Сколько я его знаю, он, даже вставая с реанимационного стола, тут же хватался за браслет дальней связи и начинал орать и распоряжаться. На сей раз, по его словам, он вместо этого добросовестно домок в "озере" и позволил перенести себя в медицинскую камеру. Куда и намерен вернуться к утреннему обходу, вот только со мной поговорит.

Естественно, я напрягся. А дальнейшие откровения Комова меня, честно говоря, напугали.

Для начала он подтвердил, что на Земле случился экстраординарный факап. Что именно — не сказал, пообещав что-то объяснить, "когда всё устаканится". Но, по его словам, я и в самом деле принимал во всём происходящем самое непосредственное участие, так как на меня легло всё снабжение. Про вероятностный инвертор я тоже оказался прав: когда припёрло, я его достал из захоронки. Однако гнев Горбовского был не по этому поводу. Оказывается, по ходу дела я как-то очень расстроил нашего великого гуманиста — то ли отказался выполнять приказ, то ли саботировал выполнение, то ли сказал ему что-то грубое. Подробностей Комов не сообщил, сказав, что этого теперь никто не знает, кроме Горбовского: всем свидетелям вырезали память, включая меня. Но Горби был страшно зол. И если бы не Арам Самвелович, который меня быстренько пристроил под ментоскоп на чистку головы, то сейчас бы меня уже судили судом неправедным, и это ещё в лучшем случае.