Грегори Самак - Тайная книга

Элиас очнулся на скамье в центральной аллее городского парка. Небо было ясным, вдалеке слышались голоса галдевших детей. Их матери чинно сидели вдоль аллеи, одетые в элегантные платья с воланами.

Пока их малыши играли в войну, по большей части с сучками деревьев вместо ружей, матери коротали время за беседой.

Прислушавшись, Элиас стал невольным свидетелем диалога между матерью и сыном.

– Ну же, Дольфи, иди играть, – нетерпеливо сказала женщина.

– С кем? – спросил ребенок.

– Да с другими мальчиками! Ну же, давай! У тебя ведь есть друзья, верно?

– Нет у меня никаких друзей, – сказал малыш. – Когда я прихожу играть, они надо мной издеваются.

– Ты это говоришь, потому что они зовут тебя Латуком, как салат, да?

– Я не хочу, чтобы меня звали Латуком!

– Однако, – заметила элегантная мамаша, – я нахожу это прозвище довольно милым. На твоем месте я бы не сердилась из-за такой мелочи.

Но ребенок был не согласен и повторил раздраженно:

– Не хочу, чтобы меня звали Латуком!

Элиас лукаво сощурился. Этот разговор напомнил ему о собственном детстве. Повернувшись, он посмотрел на мальчугана: тот оказался худосочным заморышем с зеленоватым лицом. Элиас проследил за ним глазами и увидел, как он в конце концов смешался с остальными детьми, которые предложили ему поиграть вместе с ними, поскольку были очарованы его новехоньким ружьем.

Максимилиан, главнокомандующий армией девяти лет от роду, назначил его младшим командиром. И они все вместе убежали на войну, рассыпавшись по кустам парка.

Тогда Элиас перенес внимание на мать Латука, занятую беседой с какой-то толстой дамой. Обе говорили с сильным акцентом, напоминавшим выговор Польстерихи.

Прошло несколько минут. Вдруг из маленькой рощицы донеслись громкие вопли и звуки потасовки.

Наверняка дети атаковали воображаемого противника. Беседовавшие дамы, уже привыкшие к шуму, даже внимания не обратили на этот гвалт. Однако вскоре из-за деревьев появился маленький Латук. Бедняга был ужасно грязен, у него были ободраны коленки, а лицо перемазано землей и слезами. Прекрасное ружье было безнадежно сломано.

Мать воскликнула:

– Боже мой, Дольфи! Что ты опять натворил?

И она резко его отчитала, обвинив во всем. А на самом деле Латук стал жертвой коварства, угодил в западню, подстроенную ему юным генералом и его войском. Мальчик им не нравился, они с самого начала завидовали его прекрасному сверкающему ружью. Если судить по ссадинам, Латука постигло суровое поражение, на него было жалко смотреть.

– О, бедный малыш! – разжалобилась толстуха.

Элиас прочитал по глазам матери Латука, как ей стыдно за своего отпрыска. И смог догадаться также, что она опасается, как бы он не оказался среди вечных жертв…

– Ну все, Дольфи, пошли переодеваться! – бросила ему красная от раздражения мать и энергично потащила сына в сторону дома. Бедный мальчуган зарыдал еще пуще, и горе обезобразило его лицо.

– Ох уж эти дети! Столько шума из-за пустяков! – сказала с сочувствием толстая дама. – До свидания, фрау Гитлер!

Ошеломленный Элиас вдруг почувствовал сильнейший толчок в грудь. Его взгляд был прикован к матери и ребенку, удалявшимся по аллее.

И только тогда Элиас осознал, что было источником тепла, которое исходило от его пальто. Это пульсировал, словно сердце света, том Великой Книги. Он был потрясен. И, не понимая, что ему делать дальше, Элиас решил немедленно вернуться.

Закрыв за собой крышку люка, Элиас сразу же заметил грязь и беспорядок в доме. Выглянул в окно. Город был погружен в сумерки, словно уже установилась ранняя суровая зима, какие случаются в этом регионе Австрии.

Его мысли блуждали между прошлым и настоящим.

Он попытался снова оценить последствия своего плана, но они были бесчисленны. Однако, если бы не было Гитлера… не было бы и Катастрофы.

Если бы ребенок, которого он только что видел плачущим в парке, не вырос, если бы ему удалась карьера живописца, к которой он себя готовил, если бы он потерпел неудачу, решив заняться политикой…

Эйны не оказались бы вычеркнуты из Книги Жизни. Для Элиаса невероятная ирония заключалась в том, что эта же самая Книга давала ему сейчас возможность изменить ход вещей.

Пятьдесят миллионов погибших, десятки миллионов загубленных жизней.

Вдруг Элиас услышал, как открылась дверь дома. Он спустился по лестнице и нос к носу столкнулся с Польстерихой, которая пролаяла: