Грегори Самак - Тайная книга

Самые трусливые начали разбегаться, и вскоре стая рассеялась. Что касается Эрвана, то он все еще продолжал смотреть на жертву.

А тем временем на другом конце городка Элиас закрыл дверь своего дома со странным предчувствием, что должно произойти какое-то важное событие. Этим вечером шахматной партии не будет.

Гроза закончилась почти так же внезапно, как и началась. Тело Зофа лежало среди редких могил придорожного кладбища, которое в мгновение ока стало совершенно пустынным. Выбравшись из своего убежища, Ти-Том подбежал к телу антиквара и долго молчал, стоя возле него.

Небо над ними освобождалось от туч. Казалось, жизнь возобновила свое течение.

Он заслышал вдалеке какие-то негромкие звуки и вскинул голову: к нему приближалось темное пятнышко.

По дороге, несмотря на свой преклонный возраст, торопливо шагал Элиас Мудрый. Удивительным образом почувствовав приближение катастрофы, он поспешно вышел из дома и теперь предстал перед Ти-Томом – взъерошенный, плохо выбритый.

Увидев истерзанное тело антиквара, Элиас упал на колени, потрясенный невероятным сцеплением обстоятельств. Он, совсем недавно расставшийся в Варшавском гетто с Зофом-ребенком, теперь, много десятилетий спустя, видел его стариком, лежащим в Браунау на придорожном кладбище. От этого у него закружилась голова. Он пощупал запястье старого шахматиста – оно было холодным.

Заодно Элиас коснулся и его перчаток, подумав, что, быть может, в них найдет доказательство, которое ищет.

– Я знаю, кто это сделал, – сказал расстроенный ребенок.

– Кто? – спросил Элиас, посмотрев на него удивительно спокойным взглядом.

– Он нарвался на Эрвана с дружками. Они шли по школьной дороге, а господин Зоф им навстречу. Похоже, он был совершенно не в себе. Понятия не имею, почему он тут оказался и куда шел. Я был наверху, когда это случилось. Из-за грозы было плохо видно. Но они его толкнули, повалили на землю, а потом стали бросать в него камни. Он испугался, но не кричал. И тут Эрван подошел к нему и ударил камнем по голове. Господин Зоф упал и больше не шевелился. А потом… Потом… все разбежались.

Ти-Том вытер слезы.

– Я кое-что почувствовал, – прошептал Элиас, словно самому себе.

С ужасом увидев, в каком плачевном состоянии находится тело его партнера по шахматам, он обратил глаза к небу и задался вопросом: была ли эта драма каким-нибудь знаком?

Потом зашептал слова заупокойной молитвы. Старик молился, чтобы душа этого столько страдавшего человека вознеслась к Всевышнему и нашла наконец упокоение подле Него, вдали от жестокости Его детей, вдали от гетто, вдали от Браунау.

Ти-Тому, заинтригованному необычной мелодией молитвы, которая находила странный отклик в его душе, наконец удалось оторвать взгляд от тела Зофа. И в этот трагический миг ребенок увидел проблеск света: он нашел в Элиасе семью, которой ему так недоставало.

Его слезы обрели иной смысл. Теперь Ти-Том оплакивал свою собственную участь, ибо почувствовал: что-то изменилось. Не признаваясь себе в этом, он догадался о скрытой причине преступления, невольным свидетелем которого стал. Если Эрван и его шайка подняли руку на старого антиквара, то это было отнюдь не случайно.

За всем этим угадывался мир взрослых, это он изрыгал ненависть, это он подстрекал к разнузданному насилию – недомолвками на семейных трапезах, намеками в барах, салонах, очередях, вплоть до высших сфер общества.

Элиас попросил Ти-Тома позвать кого-нибудь на помощь. Ребенок запротестовал, дескать, никто не придет. Но, поскольку Элиас настаивал, он в конце концов ушел по дороге.

Только тогда Элиас осторожно приподнял запястье своего недавнего партнера по шахматам. И, стянув черную перчатку с одеревеневших суставов, сделал необычайное открытие: правая рука Зофа оказалась совершенно цела – на ней были все пять пальцев.

С наступлением ночи люди в белом упаковали тело Зофа в мешок. Словно хотели тайком уничтожить все следы пребывания старика в городке, подумал Ти-Том.

Полицейские Браунау опросили нескольких соседей, сделали фото кладбища, приступили к сбору улик на местности. Но судьба старого антиквара никого не интересовала, для некоторых он был всего лишь объектом шуточек.

А всесильный бургомистр Браунау, господин Рифеншталь, напрямик заявил, что считает возмутительным трату полицией своего времени и государственных денег на копание в делах, которые истинных австрийцев непосредственно не касаются.