Владимир Васильев - Монастырь Эстебан Бланкес

Но моя профессия как раз и заключается в том, чтобы нарушать инстинкты и идти вперед вопреки предвидениям.

Впрочем, осторожность тоже является частью моей профессии. Трусливая умная осторожность. Частью и залогом успеха.

Кому нужен мертвый сыскарь?

Никому. Только объекту сыска.

Поколебавшись, я все же решил сначала обойти монастырь по периметру. Снаружи забора.

Замшелые (а точнее - покрытые лишайником) стены охватывали монастырское подворье неровным кольцом; кольцо имело два характерных выступа около скитских башен. Грубо вытесанные блоки, наверное, еще в незапамятные времена привезли из каменоломен севернее Картахены. Теперь там прибежище дикого зверья. Дикого и одичавшего.

Замкнув кольцо, я с непонятным разочарованием убедился, что стены вокруг монастыря нигде не повреждены, и если Торрес и Камараса приходили сюда, они воспользовались именно воротами. Недавние мысли о воздушном шаре и ведьмином помеле это лишь нервная шутка, не надо удивляться...

Паукам достаточно двух-трех дней, чтобы затянуть щель своими тенетами. Ну, возьмем для простоты неделю, паутина между створками ворот явно не первый день кормит хозяев и служит проклятием местным мошкам.

Торрес исчез полтора месяца назад. Камараса - чуть менее двух недель.

Они вполне могли войти на монастырское подворье, и покинуть его тоже могли, так что паутина ни о чем не говорит.

Ладно. Надо и мне входить.

Или не надо?

Я замер перед створками. Что-то не пускало меня внутрь. Предчувствие. Или страх.

Не знаю.

Я долго стоял, не решаясь нарушить целостность паутины; пот липкими струйками стекал по лицу, по шее, по спине, и мне неудержимо захотелось содрать с себя пропыленный плащ.

"Это не предчувствие, - подумал я с некоторым унынием. - Это страх, Мануэль Мартин Веласкес. Обычный страх, который тебе трудно пересилить."

А вдруг - не обычный? Никто в Картахене не осмелился бы назвать меня трусом. А если и осмелился бы - это была бы неправда. Но сейчас я ничего не мог с собой поделать.

Легкий шорох за спиной вернул меня к действительности; рука незаметно скользнула под плащом к перевязи и прохладный металл ножа мгновенно придал мне уверенности.

Медленно-медленно я обернулся, ожидая новых звуков, но за спиной было тихо.

Собака. Или волкособака - тощий длинноногий зверь с голодным ненавидящим взглядом, глядел на меня из-за мусорной кучи. Из пасти его свисало что-то похожее на грязный лоскут.

Я мягким движением выпростал руку из-под плаща. Если собака всего одна - она мне не страшна.

Мое движение спугнуло эту тварь, она как-то неловко, бочком отпрыгнула от кучи. Я опять шевельнулся, и собака пустилась наутек, поджав тонкий, почти крысиный хвост. Добычу свою она уронила, и непохоже, чтобы сильно жалела об этом.

С минуту я провожал ее взглядом, пока пегая спина не потерялась на фоне пестрых отбросов городской свалки.

Свалка рядом с заброшенным монастырем - странное место, не правда ли? Не оттого ли покинули эту обитель монахи-последователи Эстебана Бланкеса, что рядом стала неудержимо разрастаться вонючая свалка? Этот печальный, но закономерный итог человеческого существования?

Везде, куда приходит человек, вскоре начинают возникать свалки и мусорные кучи.

Оставив в дорожной пыли отпечатки сапог, я дошел до места, где недавно стояла собака. Почему-то мне захотелось взглянуть - что же она жевала перед тем, как испугаться меня?

Действительно, тряпка. Грязная и, по-моему, недавно изрядно намокшая. Вряд ли от собачьей слюны. Я брезгливо расправил этот лоскут носком сапога - под темными наслоениями угадывалась плотная ткань, похожая на материал летнего плаща или куртки. Ткань простая, без рисунка; лоскут был неровно оборван и в нескольких местах продырявлен. Причем, это не были следы уколов шпагой или ножом. Ничего общего это не имело и с собачьими зубами - такие треугольные рваные дыры остаются только если ненароком зацепиться полой плаща за что-нибудь острое и, не заметив этого, рвануть. Хрясь! И готова дыра, проклятие ленивого холостяка. И с дырой ходить стыдно, и зашивать неохота.

Я сокрушенно вздохнул. Ну не люблю я чинить одежду, с детства не люблю, хотя приходится очень часто. Не люблю несмотря на то, что мать моя была швеей, и хорошей швеей. Отбоя не знала от заказчиков. Благодаря ее неплохим заработкам я и не стал подзаборной шпаной, как большинство сверстников, а получил кое-какое образование.

На нашей улице читать умеют три человека. Один из них - я.