Григорий Адамов - Тайна двух океанов (Изд. 1941 г.)

Как и во всех случаях соприкосновения холодных и теплых течений, эти области и над поверхностью океана и в глубинах отличаются многими физическими и биологическими особенностями. В атмосфере здесь чаще, чем где бы то ни было, наблюдаются штормы, туманы, большая облачность, дожди, а в водах океана — исключительное богатство и развитие жизни, начиная от планктона — микроскопических организмов, пассивно плавающих на поверхности и являющихся питательной основой для жизни всей фауны поверхностных вод, — и кончая самыми крупными видами морских животных.

Как далеко сказывается влияние этих условий в глубинах океана? Какие новые, неизвестные еще науке виды водных организмов можно там найти? Как распространяются здесь холодные течения, зарождающиеся у ледников Антарктического материка под влиянием таяния льдов и в результате усиленного теплового лучеиспускания в южных антарктических областях Атлантического океана? Каков здесь в действительности рельеф дна и как он влияет на движение глубинных вод и на распределение температуры в них?

Все эти и множество подобных им вопросов стояли перед научной экспедицией «Пионера». Кипучая работа шла не только на частых, хотя и кратковременных остановках, но и во время движения корабля — в его лабораториях-кабинетах и даже у бортовых окон. Медленно двигаясь на трех десятых хода и зажигая на безопасных глубинах мощные прожекторы, подводная лодка привлекала к себе множество водных организмов, и на долю Сидлера, помощника Шелавина, одновременно физика, художника и кинооператора экспедиции, приходилась непрерывная, но чрезвычайно увлекательная работа.

В эти дни Павлик не отходил от Сидлера, восхищаясь всем, что появлялось в мощном луче прожектора, а также быстротой и искусством, с которым все это запечатлевалось немедленно на кинопленке или на листах альбома художника.

Вообще настроение у Павлика последние дни было исключительно радостное: капитан сообщил ему, что, по сведениям Главного морского штаба, отец Павлика уже совершенно оправился от ран, полученных им при крушении «Диогена», и скоро будет выписан из больницы. Хотя отец и не знает подробностей спасения Павлика, но все радиограммы Павлика переданы ему, и он теперь вполне спокоен за жизнь сына.

Павлик ходил все эти дни, окрыленный счастьем. Это состояние счастья и непрерывного восхищения окружающим в конце концов привело к неожиданному результату. Запершись на целый день в каюте Плетнева, где Павлик жил с момента появления на подводной лодке, он в один присест, не отрываясь от стола, разразился длиннейшей поэмой, в которой торжественно воспел все величие океана, его красоты, его богатства, его таинственную жизнь и покорение его советскими людьми…

Радист входил в этот день в свою каюту на цыпочках, едва дыша, и под величайшим секретом рассказал Марату, Скворешне, интенданту Орехову и коку Белоголовому, что «мальчик сочиняет стихи» и что «он прямо не в себе и горит от вдохновения…»

К концу дня уже весь экипаж подводной лодки знал о поэме и ждал ее появления с возрастающим нетерпением.

Поздно ночью, когда, вернувшись с вахты, Плетнев тихонько, как мышь, раздевался и готовился лечь, Павлик наконец поставил точку, бросил перо, откинулся на спинку стула и с наслаждением, закрыв глаза, потянулся. По всему было видно, что великий труд окончен и опустошенная, обессилевшая душа творца жаждет лишь покоя и отдохновения.

Однако уже через несколько минут, предварительно взяв у радиста страшную клятву, что он «никому-никому не расскажет», Павлик, стоя посреди каюты, все больше и больше разгораясь и потрясая поднятой рукой, читал ему свое творение. Изборожденное глубокими морщинами, словно вспаханное трактором поле, лицо Плетнева было в непрерывном движении. Он не мог притти в себя от восторга, ежеминутно прерывая чтеца восхищенными возгласами:

— Как, как?..

— Замечательно! Я тебе говорю, что это замечательно, Павлик! Ты должен напечатать это в нашей стенгазете! Да, да… Непременно! Немедленно!

— Правда, Виктор Абрамович? — немного смущенно, но с сияющими от счастья глазами спрашивал Павлик. — Вы действительно так думаете?

— Обязательно, Павлик! Обязательно! Сейчас же иди к Орехову и попроси его перепечатать на машинке. А потом передадим в редакцию.

Павлик постоял в нерешительности, потом заявил:

— Знаете, Виктор Абрамович, а вдруг не примут? А через Орехова все узнают…