Григорий Адамов - Тайна двух океанов (Изд. 1941 г.)

Круглый раскаленный таран, повинуясь команде, с равнодушным упорством полез вперед. Вода должна была еще немного отступить под новым напором пара. Подводная лодка медленно продвигалась, все дальше и дальше проникая в ледяное тело айсберга.

По всем отсекам машинного отделения корабля прозвучал сигнал о прекращении аврала. Все шло нормально, у машин и аппаратов должна была оставаться лишь обычная вахта.

Из всех люков стали подниматься в верхний, жилой этаж усталые, но взбудораженные до крайности люди. Никто не мог сейчас думать о койке, об отдыхе, о сне.

В коридоре шум и громкие разговоры не допускались, и потому все спешили в красный уголок, перебрасываясь на ходу короткими восклицаниями, отрывистыми фразами.

Красный уголок сразу наполнился движением, шумом, голосами, звенящими под ровное гудение ультразвуковой пушки. Даже спокойный, всегда немного флегматичный Скворешня не мог устоять на месте. Его огромная фигура беспокойно мелькала то тут, то там, отдавливая ноги, попадающиеся на дороге. Но никто не обращал теперь на это внимания.

— Ой, будь ты неладен, медведь! Ну, что скажешь, Андрей Васильевич? А? Какова подлодка? — спросил, морщась от боли и пританцовывая на одной ноге, Крамер.

— Хо-хо-хо! Подлодка! Та яка ж вона, к бису, подлодка? Вона теперички не подлодка, а истинно сквозьледка! Чуешь?

В избытке восторга он тряс бедного Крамера, как медведь молодое, тонкое деревцо.

Хохот прокатился по красному уголку.

— Сквозьледка!

— Сквозьледка!

— Браво, Скворешня!

— Вот это сказано правильно!

— Подлодка — сквозьледка! — визжал, заливаясь звонким смехом, Павлик.

Марат отошел в угол и, усталый, взволнованный, опустился в кресло. К нему подошел Козырев.

— Ну что, Марат? Как поживает твой хронометр?

— Так же, как и твой… — махнул рукой Марат.

Козырев дружелюбно усмехнулся и присел на корточки возле его кресла.

— Теперь, я так полагаю, можно уже не секретничать, — сказал он. — Не скажешь ли, что ты хотел предложить? Очень меня это… того… интригует.

— Отчего же? Конечно, можно… Я хотел предложить резать лед тросами, раскаленными электрическим током, чтобы получались гигантские, во всю ширину ледяной стены, глыбы в виде скошенных, как клинья, фигур. Потом взрывами заставлять их скатываться, соскальзывать в воду. Дело пошло бы, кажется, быстро. А ты что придумал?

— А я… поверишь ли? — подвинулся поближе к Марату Козырев. — Поверишь ли, я задумал пробивать стену сосредоточенным звуком пушки… Вот как она это сейчас делает. Честное слово! А вот насчет накала, прямо говорю, не догадался… — Он принялся ерошить рыжую копну волос. — А может, и догадался бы, если бы дали время…

В дверях показался старший лейтенант Богров.

— Товарищи! — громко сказал он. — Капитан приказал разойтись по каютам! Отдыхать! Спать! Аврала нет, но авральные обстоятельства остаются. Отдыхать! Отдыхать! Живо, товарищи…

— А много ли уже прошла подлодка во льду, товарищ старший лейтенант? — весело и громко спросил Матвеев.

— Почти двадцать метров.

Едва лишь старший лейтенант успел произнести эти слова, как два почти одновременных громовых удара, сопровождаемых оглушительным грохотом, потрясли весь корабль от носа до кормы. Пол в отсеке резко наклонился, и в неожиданно наступившей тьме все, находившиеся в красном уголке, сброшенные с ног, покатились к передней переборке перепутанным клубком живых тел. Электричество погасло, гудение ультразвуковой пушки прекратилось. Но уже в следующий момент, сейчас же за ударами, подводная лодка сделала мощный рывок назад, что-то страшно заскрежетало по корпусу, затихло, и пол в отсеке сразу выровнялся. Живой клубок откатился от переборки, и в воцарившейся тишине слышались лишь приглушенные проклятия, пыхтение людей, стоны Павлика, придавленного массой навалившихся на него тел…

Первый, самый сильный удар застиг капитана в момент, когда он, сидя за столом в центральном посту, внимательно рассматривал карту рельефа той части Южного Ледовитого океана, в которой мог находиться сейчас айсберг с заключенной в нем подводной лодкой. Капитана бросило с такой силой о край стола, что наступившая мгновенно тьма показалась ему следствием невыносимой боли в груди. В то же время он услышал рядом шум от падения чего-то тяжелого, дребезжащий звон разбитого стекла и тихий человеческий стон. «Столкновение… Обвал…» пронеслось в голове. Вспыхнули красные лампочки на щите управления: «Авария! Авария!» Капитан вскочил на ноги, покачнулся на покатом полу и, задыхаясь от боли в груди, бросился в угол, громко отдавая команду: