Григорий Адамов - Тайна двух океанов (Изд. 1941 г.)

Капитан, до сих пор сидевший неподвижно, с полузакрытыми, по обыкновению, глазами, на мгновение приподнял веки и бросил на Горелова быстрый, короткий взгляд. Уже в следующее мгновение он с тем же спокойным, бесстрастным лицом слушал старшего лейтенанта Богрова.

— Николай Борисович! — говорил старший лейтенант. — Дело так ясно и мнение командного состава подлодки настолько уже определилось, что, я думаю, можно было бы действительно перейти к получению ваших конкретных распоряжений о начале и порядке работ по реализации плана.

Капитан, однако, еще раз обратился к совещанию:

— Я очень прошу, если у кого-либо есть малейшее сомнение или хотя бы простой вопрос, заявить об этом.

Среди воцарившегося молчания неожиданно в каюту донесся приглушенный хор густых и низких мужских голосов. Как будто издалека неудержимыми победоносными волнами вливались в каюту величественные звуки «Интернационала».

— Что это? — посмотрел на комиссара капитан.

— Репетиция к сегодняшнему вечеру, — последовал тихий ответ.

— А! — проговорил капитан улыбаясь. — Вероятно, придется вечер отложить.

— Я думаю, что концерт, который вы организуете вместо этого вечера, доставит команде неизмеримо больше радости, — сказал комиссар.

Капитан кивнул ему головой и обратился к совещанию:

— Товарищи, позвольте считать, что ваше мнение о плане положительное. Возражений как будто не было.

— Правильно! Правильно! План великолепный! Ничего возразить нельзя! — послышались голоса.

— Отлично! — сказал капитан. — Итак, предлагаю к исполнению следующее. Товарищу Семину немедленно собрать всю свободную от вахты часть команды. Я сделаю ей сообщение о принятом нами плане. Сейчас полдень. После обеда, в тринадцать часов, старшему лейтенанту Богрову перевести подлодку и все механизмы в походное боевое положение. В четырнадцать часов, по авральному сигналу, всей команде быть на своих местах. Корпус подлодки держать «на парý». В четырнадцать часов десять минут подлодка под моим командованием приступит к повороту на зюйд. В дальнейшем руководствоваться моими распоряжениями. Объявляю совещание закрытым.

Полынья в айсберге оказалась очень узкой для семидесятиметрового «Пионера». Поворот подводной лодки носом на юг, к более узкой ледяной перемычке, начатый восемнадцатого июля точно в назначенное капитаном время, требовал большой осторожности и терпения.

Капитан стоял посредине центрального поста и, не сводя глаз с носовой и кормовой частей экрана, напряженно следил за медленными сложными движениями корабля. От усталости, такой естественной после непрерывной тридцатишестичасовой работы, на лице капитана не осталось и следа.

Вдохновенная работа над проектом, конец пассивного ожидания смыли все будто свежей водой.

— На одной сотой право на борт! На одной сотой задний ход! Стоп назад! Вперед на одной сотой! — следовали одна за другой тихие команды.

Пальцы лейтенанта Кравцова играли на клавишах, кнопках, рычажках и маховичках щита управления труднейшую симфонию разворота подводной лодки почти на месте.

— Стоп! Чорт возьми, — с веселой озабоченностью неожиданно промолвил капитан, — тут, пожалуй, не развернешься! А ведь мы в самой широкой части полыньи… Вот задача!

— Дюзы почти упираются в этот ледяной мысок, — сказал лейтенант, пользуясь передышкой и разминая свои почти сведенные от напряженной работы пальцы.

— Да, а на носу, почти у самой мембраны ультразвукового приемника, ледяной берег… Чорт его знает, что делать!

— Не послать ли Скворешню взорвать мысок?

— Возня с этими взрывами! Да еще так близко от подлодки. Уж лучше разрыхлить его ультразвуковой пушкой. Или — нет! Вот идея! Давайте устроим маленькую репетицию с накалом. А ну-ка, Юрий Павлович, поднять накал до тысячи градусов!

— Есть накал до тысячи градусов! Пятьсот… Шестьсот… — вслух отсчитывал лейтенант по пирометру поднимавшуюся температуру корпуса, — есть восемьсот градусов… девятьсот… есть тысяча!

— Так держать! Вперед на одной сотой! Право на борт на одной сотой! Так держать! Великолепно! Режет! Режет… Так держать… Так держать… Замечательно! Как масло ножом!

Лейтенант не в силах был удержаться, чтобы хотя краешком глаза не взглянуть на носовую полосу экрана. Он успел лишь увидеть полупрозрачные струи пара, стремительно вырывавшиеся кверху из-под носа корабля, и медленно уходившую налево темную массу, льда, нависавшую, как козырек. Раскаленный нос легко и уверенно выжигал в ледяном берегу полыньи широкий жолоб, прочищая себе путь направо. Еще минута — и подводная лодка очутилась в свободной воде, носом к югу.