Джером Биксби: Сборник фантастических рассказов

— Дуллин, — сказал он. — Часа в три я буду в юроде. Передай от меня Бену Рэндольфу, что он сукин сын. Скажи ему, что он хоть и шериф, а башка его навозом набита. Скажи ему, пусть на глаза мне не попадается, когда я буду в городе, лучше пусть убирается, совсем убирается отсюда. Передашь?

— Передам, Бак.

— Зови меня мистер Тэррэнт, ты, ирландский ублюдок.

— Хорошо… мистер Тэррэнт, — сказал я и, спустившись со склона, направился к дороге, идущей вдоль Ручья. Проехав с сотню ярдов, я обернулся: Бак снова тренировался — согнулся, как по волшебству, револьвер очутился в его руке, выстрелил…

Я ехал в город, чтобы сказать Бену Рэндольфу, что он должен либо уехать, либо умереть.

Бен был долговязым, тощим техасцем. Он приехал в город с севера лет десять назад, прижился в аризонском климате да так и остался. Он был хорошим шерифом — достаточно твердым, чтобы держать в руках большинство, и достаточно мягким, чтобы управляться с остальными. За годы службы он стал еще более живым и проворным, чем раньше.

Когда я рассказал ему о Баке, он сгорбился в своем кресле и начал раскуривать трубку: зажег спичку, и она горела, пока не обожгла пальцы, — табака огонь и не коснулся.

— Это точно, Джо? — спросил он.

— Бен, я видел это четыре раза. Поначалу я глазам своим не верил. Да, скажу я вам, он делает это быстро. Быстрее, чем вы, или Хиккок, или я, или кто еще. Дьявол его знает, откуда это у него.

— Но, — сказал Бен Рэндольф, зажигая другую спичку, — не может это у него так получаться. — Его голос звучал почти умоляюще: — Такая сноровка вырабатывается медленно, очень медленно. Вы же знаете. Как он мог этому выучиться за несколько дней? — Он сделал паузу, попыхивая трубкой. — Вы уверены, Джо? — спросил он снова из-за клубов дыма.

— Да.

— И он хочет иметь дело со мной?

— Так он сказал.

Бен Рэндольф вздохнул.

— Он несчастный малый, Джо, просто несчастный. Если бы не умер отец, я думаю, он не был бы таким. Мать не в состоянии направить его по верному пути.

— Вы ведь отбирали у него револьвер раза два, а, Бен?

— Угу. И из города его выгонял, когда он становился слишком уж опасен. Говорил ему, чтоб немедленно убирался домой и помогал матери.

— Думаю, потому он и вызывает вас.

— Да. И еще потому, что я шериф. Я лучше всех управляюсь с револьвером в округе, и он не хочет начинать с конца, это не по нему. Сразу хочет стать первым.

— Он это может, Бен.

Шериф снова вздохнул.

— Понимаю. Если то, что вы сказали, правда, мне и в самом деле плохо придется. И все же я должен идти к нему. Вы же знаете, я не могу оставить город.

Я поглядел на его руку, что лежала на коленях, — пальцы дрожали. Он сжал пальцы в кулак — и кулак дрожал.

— Вам надо бы уехать, Бен, — сказал я.

— Да, конечно, — мрачно ответил он. — Но я не могу. Что будет с этим городом, если я сбегу? Разве кто-нибудь еще может держать его в руках? Heт, черт побери. И вы это знаете.

— Таких сумасшедших опасных негодяев, как он, надо бы убивать. — Я помялся. — И… может, выстрелить ему в спину, если уж нельзя подстрелить спереди?

— Верно, — сказал Бен Рэндольф. — Рано или поздно это произойдет. Но что случится за эго время? Сколько людей будет убито? Это и есть моя работа, Джо, люди, которые могут погибнуть… Я должен встать между Баком и ими, понимаете?

Я встал.

— Да, Бен, понимаю, но хочу, чтобы вы не делали этого.

Он выпустил клуб дыма.

— У вас есть какие-нибудь соображения насчет того, что он «думает» о револьвере в руке?

— Прямо ума не приложу. Может, он совсем рехнулся?

Еще один клуб дыма.

— Вы считаете, что я покойник, Джо, а?

— Похоже, что так.

В четыре пополудни Бак въехал в город с таким видом, словно был его полным хозяином. Он сидел в своем потрепанном старом седле, как раджа на слоне: правая рука низко на бедре и чуть отставлена. В своей обвисшей шляпе, лихо надетой набекрень, с вытаращенными глазами, он при своей костлявой фигуре выглядел как огородное пугало, пытающееся походить на человека, на сильного человека. Но ведь он и в самом деле был сильным человеком. Все в городе знали об этом от меня.

Никто не произнес ни слова, пока он ехал по улице до коновязи перед салуном. Да и разговаривать-то особенно было некому. Почти все попрятались по домам, можно было заметить лишь легкое движение за окнами да колыхание занавесок.

Только несколько человек сидели в креслах на верандах. Кое-кто стоял, прислонившись к стене. Они быстро глянули на Бака и тут же отвернулись.