Филип Фармер - Одиссея Грина

Наконец правитель открыл дверь гардероба. В руках он держал зеленое одеяние священника, шестиугольные очки жреца и маску для нижней половины лица. Обычно маску надевали в том случае, если священник выполнял задание высшего сановника. Пока лицо его было закрыто, святоша обязан был сохранять молчание, пока не передаст сообщение человеку, для которого нес его.

Поэтому Грин мог не опасаться лишних вопросов. Он надел хламиду, очки и маску, опустил капюшон на голову и спрятал стеклянного иксеротра под рубашку. Свой заряженный пистолет он держал в широком рукаве, придерживая его рукой.

— Помни, — произнес герцог тревожно, открывая дверь и гладя, нет ли кого на лестнице. — Помни, что ты должен заботиться о сохранности иксеротра. Скажи агенту Гильдии Воров, чтобы он сразу запаковал фигурку в шкатулку с шелком и опилками, дабы она не разбилась. Я буду умирать от нетерпения в ожидании ее возвращения в мою коллекцию.

«А я, — подумал Грин, — буду умирать от нетерпения поскорее смыться из твоего города и умчаться на ветроходе в Эсторию».

Он снова пообещал держать свое слово так же крепко, как герцог сдержит свое, но ему следовало учитывать возможность обмана. Затем он выскользнул из прихожей и закрыл дверь. Теперь он мог отправляться на «Птицу Счастья».

Препятствий на его пути не было, если не считать суеты на улицах. Взрыв и крики в замке подняли весь город, и все, кто мог стоять на ногах, выбрались на улицу, задавали друг другу вопросы, сновали туда-сюда, возбужденно спорили; словом, старались внести как можно больше неразберихи и насладиться участием во всеобщем хаосе. Грин пробирался сквозь толпу со склоненной головой, но внимательно изучал обстановку вокруг.

Наконец перед ним открылась плоская поверхность ветролома, а многочисленные мачты ветроходов окружили его, словно лес. Он смог добраться до «Птицы Счастья», и ни один из дюжины стражников, мимо которых он проходил, не узнал его. Сам ветроход укромно лежал между двумя доками, сюда его затащила огромная команда рабов. Трап был перекинут с одного из доков, и на обоих его концах стояли на часах матросы, облаченные в форменную одежду семейных цветов: желтого, фиолетового и малинового. Они жевали орехи грихтра, чем-то похожие на бетель, если не считать, что сок их окрашивал зубы и губы в зеленый цвет.

Когда Грин смело вступил на трап, ближайший матрос с сомнением посмотрел на него и положил руку на рукоять кинжала. По-видимому, он не имел указаний от Майрена насчет священников, но знал, что означает маска на лице, и это внушило ему достаточно уважения, чтобы не останавливать незнакомца. И второй охранник просто не смог достаточно быстро сообразить, что надо делать. Грин проскользнул мимо него, прошел на среднюю палубу и по трапу поднялся на верхнюю. Он тихо постучал в дверь капитанской каюты, и через минуту она резко распахнулась. Хлынул поток света, потом его перекрыло огромное туловище Майрена.

Отодвинув капитана, Грин прошел внутрь. Майрен потянулся было за кинжалом, но остановился, когда увидел, как неизвестный нахал снимает маску, очки и отбрасывает капюшон.

— Грин! Так тебе удалось! Вот уж не думал, что такое возможно.

— Для меня нет ничего невозможного, — скромно ответил Грин.

Он сел за стол, а вернее — рухнул, и стал рассказывать охрипшим голосом, временами переводя дух, историю своего побега. Через несколько минут крошечная каюта наполнилась хохотом капитана j а его единственный глаз часто моргал и светился от восторга, когда его владелец хлопал Грина по спине и говорил, будто клянется всеми богами, что он впервые принимает в этой каюте такого почетного гостя.

— Угощайся этим леспаксианским вином, оно даже лучше, чем челоусмейское. Я предлагаю его только почетным гостям, — торжественно объявил Майрен.

Грин протянул руку за предложенной рюмкой, но пальцы его так и не обняли ее талию, голова упала на стол, и он захрапел…

Через три дня отдохнувший, отъевшийся и разомлевший от вина, Грин сидел за столом в каюте и ждал, когда придут и скажут, что можно выходить. Первый день безделья он ходил из угла в угол, спал и ел в ожидании новостей из города. К ночи вернулся Майрен и сообщил, что организованы тщательные поиски в самом городе и в окрестностях. Конечно же, герцог потребует перетряхнуть все ветроходы. Майрен ругался, потому что это означало роковую задержку, а он не мог ждать больше трех дней: рыбные цистерны уже установлены, почти вся провизия загружена в кладовые, экипаж возвращался из таверен и трезвел. Через три дня огромное судно должно выйти из бухты ветролома, поднять паруса и отправиться в далекое и опасное путешествие.