Александр Арбеков - Девушка, которая, якобы, не умела любить

— Угощайся. Просто, но питательно.

— Боже, какая вкуснотища! Спасибо, обожаю!

— О, я забыл, что ты с мороза! А у меня тут случайно осталось немного коньяка, ну-ка, вдарим по рюмочке!?

— Я вообще-то крепкое спиртное не пью.

— Брось, ну что нам сейчас пить: пиво или сухое вино?! Глупость, нонсенс! Только его величество Коньяк достоин нашего внимания в это великолепное зимнее утро!

— За здоровье!

— За здравие!

Девушка раскраснелась, чуть-чуть захмелела, а потом я налил нам ещё по рюмке и с сожалением посмотрел на пустую бутылку.

— За весну!

— За скорую весну!

Мы некоторое время посидели молча, глядя друг другу в глаза, а потом я вдруг вспомнил:

— Слушай, дорогая, а ведь у меня в резерве в холодильнике осталось кое-что ещё!

— И что же?

— Бутылка хорошей текилы! Попробуем?

— О, текила!? А справлюсь ли я с нею?

— Ну, со всей бутылкой, конечно, не справишься, а вот пару-тройку рюмок, я думаю, осилишь.

— Ты уверен?

— Абсолютно!

Девушка, вдруг, неуверенно и слегка покачиваясь, встала, стараясь держать равновесие, медленно подошла ко мне и страстно произнесла:

— Любовь моя, пойдём немедленно в постель! Я ждала этого момента сто тысяч глупых, бездарных, ничтожных и скучных лет, зачем-то прожитых без тебя, а значит, совершенно зря и непонятно зачем!

Мы занимались любовью истово, самозабвенно, восторженно, страстно и непрерывно почти до самого обеда. Моя возлюбленная была абсолютно ненасытна, не знала отдыха и не позволяла его мне. Она словно сошла с ума и вытворяла такое, о чём я доселе имел довольно смутное представление, возможность чего предполагал, а кое о чём даже не ведал и не подозревал вообще.

Тело моей прекрасной и завораживающей валькирии было совершенным, кожа поражала удивительной нежностью, упругостью и гладкостью. Мне казалось, что, рядом со мною находится юная девственница! Игривая, развратная, порочная и слишком рано созревшая школьница, которая ненасытна!

От этих кощунственных мыслей я дико и безумно возбуждался, и всё вновь и вновь набрасывался на девушку и топил себя в её естестве. Я входил в неё то сзади, то спереди, мы испытывали испепеляющие оргазмы то одновременно, то поочерёдно. Если я уставал, и мне казалось, что мой обессиленный член уже ни на что не способен, то девушка каким-то чудом заставляла его оживать и снова и снова героически напрягаться, вставать, и всё повторялось неоднократно, вновь, и как в первый раз. В конце концов, мы оба выдохлись и замерли в объятиях друг друга, словно навсегда. Да, сегодня я осознал и понял, что такое истинное наслаждение и непреодолимая бесконечность желаний, рождённая в экстазе!

— О, как хорошо, любовь моя. Как невыносимо хорошо, — тихо и нежно прошептала девушка. — Дорогой, откуда и зачем ты свалился на мою голову в тот снежный и морозный вечер?

— В ночь, милая. Была чудная звёздная ночь.

— Ах, да.

— Скажи, а те пьяные придурки, с которыми я разобрался, в клуб больше не возвращались?

— Да нет. Во всяком случае, при мне. Вообще-то вслед за тобой все быстро разошлись. Настроение было подпорчено тем досадным инцидентом, да и время уже перевалило далеко за полночь.

— А визитку мою ты кому-нибудь показывала?

— Нет. Зачем?

— Понятно, — задумчиво пробормотал я.

— А зачем ты задаёшь такие вопросы? Тебя что-то тревожит?

— Нет, нет. Всё в порядке, ненасытная ты моя! — рассмеялся я.

— Прекрати, оставим эту тему, — смутилась и покраснела девушка. — Не знаю, что это на меня нашло такое. Говорила же я тебе, что не употребляю крепкое спиртное! Видишь, какой неожиданный эффект!? А должно было быть всё наоборот. Алкоголь, якобы, оказывает сильно успокаивающее действо. И где же оно?

— Превосходный эффект ощутил я, моя милая! Теперь я буду иметь его в виду, возьму на вооружение. Теперь я залью тебя коньяком и водкой так, что ты будешь купаться в данных напитках, как рыбка в аквариуме!

— Ты несносен!

— В несносности заключается глубокая суть всего! Именно в ней! И ни в чём более!

— Люблю тебя!

— Я тоже!

— У тебя сейчас кто-нибудь есть? — вдруг несколько сухо и строго спросила девушка.

— Сейчас подле меня только ты, — засмеялся я.

— Прекрати, ты прекрасно понимаешь, о чём я.

— Эх! Один одинёшенек я на этом свете, — горестно произнёс я. — Никому не нужный, сухой, скучный, неинтересный, стареющий, занудный и педантичный профессор.