Владимир Михайлов - СОВЕТСКАЯ ФАНТАСТИКА 80-х годов (антология)

— Ты должен радоваться, что мы научились говорить по-вашему,—добавил хорошегриб.— Иначе вы разве смогли бы за такое короткое время выучить наш язык, тем более что даже не знаете, как мы выглядим на самом деле?

Морик ответил, что вряд ли бы сумели.

И почувствовал, что скоро, уже очень скоро он сможет пробить кокон, стать чудо-бабочкой и воспарить над этими зелеными лужайками, что уже не задохнется в этой давящей оболочке, сплетенной из беспокойных ожиданий.

И он пробил кокон.

И молча последовал за Ванским Котом, псом Занги и хорошегрибом.

И на мураве лужайки и влажных склонах холмов не запечатлелся ни один след...

После слов хорошегриба «даже не знаете, как мы выглядим на самом деле», Нерсес Мажан и Шавасп переглянулись.

«Не знаем, да и откуда нам было знать?» — ответил голос Морика Армена.— И ваш язык вряд ли сумели бы выучить».

Потом послышался скрип открываемой и закрываемой двери, затем свист ветра. А потом — то самое молчание, что опустилось на мир.

— Я предупреждал его, — первым нарушил льющуюся из динамика тишину Шавасп.— Предупреждал, что если забудет эту истину, то пропал.

Арнак взглянул на Шаваспа. И увидел, как слезы, скатившись из уголков его глаз, потекли по щекам и исчезли в густой бороде. И Арнак подумал, что есть в мире непоколебимые истины. И если вместо того чтобы мяукать, лаять или посвистывать, звери вдруг начинают говорить, то исчезает не только их очарование, но и загадочность и смысл. Жаль только, что эта истина не стоит теперь ни гроша. Морик Армен нанес поражение этой истине. Потому что... потому что соблазнился возможностью понять других без усилий, не прикладывая никаких стараний.

— Тем не менее мы его не поймем.— Нерсес Мажан потер широкой ладонью усталое лицо.— Мы вряд ли способны преодолеть ту преграду, которую хозяева этого мира поставили перед нами. Преграду, которая является нашим же родным и понятным языком...— Он замолчал на миг, потому что в открытое окно влетела вдруг бабочка, наверное, только-только вышедшая из своей прежней оболочки-кокона, и, как безумная, закружилась под потолком вокруг люстры...— Но, черт побери, этот мир начинает мне нравиться! воскликнул Нерсес Мажан.— Он делает все, чтобы мы здесь не оставили следа!

Милая девушка, это плохая вещь, это — тол!

О, какая великолепная церковь Синьор разрешит мне сфотографировать его на фоне этого памятника старины? (ит.)

Благодарю вас, синьор. Чао! (ит.)