Константин Циолковский - Советская фантастика 20—40-х годов (сборник)

Курилов все поталкивал меня локтем, указывая на героических соплеменников Ян-Цзы: — Колхознички-то китайские, а?.. каково?.. расчухали советскую власть? Я вынужден был напомнить ему, наконец, что не купленные у меня бока!..

Вылетев клиньями, они успели перестроиться в строй копья.

Представлялось невероятным, что при том высоком искусстве флотовождения, можно было поймать противника на старинный кросст. Но история не любит побежденных, и постоянная привилегия их — казаться глупее своего противника.

Приблизив лицо к самому телеэкрану, я оцепенело глядел, как два громадных корабля, неосторожно сблизившиеся дуэлянты, подбитые, с большим креном, неуклюже циркулировали на месте.

Мне помнится, как над морем, где еще торчали гроты затонувших кораблей, с намокшими вымпелами, появились две стаи самолетов. Их бой походил и на сражение падших ангелов, и на множественное столкновение аэропоездов. Тысячи машин яростно поражали друг друга; пикировали, таранили, ломали врага на полной скорости, платясь гибелью за краткий миг героического упоенья. Все кишело, стреляло, стремилось, соединялось со всего разгона и, одетое в пламя, падало вниз. Благоразумный и отступающий немедленно становился преследуемым. Ракетометатели и зенитные батареи молчали из опасения подбить своих. Безумие овладевало сознанием. Внезапно один из миноносцев Деттера открыл бешеную пальбу по этому воюющему сгустку издырявленного металла, несущих плоскостей и человеческой дерзости. Это прервало гипнотическое оцепенение кораблей… — Погодите, — кричал я сквозь грохот Курилову, стремясь внести какой-нибудь порядок в эту ожесточенную суматоху, — начнем сначала! Остановитесь… И бой начинался снова, и мы, режиссеры события, были бессильны руководить силами, созданными нами же.

В последний раз мы с Куриловым обошли эту исковырянную равнину. Мы шли и не замечали мертвых. Был поздний, очень ясный и прохладный вечер. Только что прошел ливень, редкое явление для августа тех широт. Природа поторопилась замыть следы неистовства своих детей. На мокрой земле горели костры. Дозорам уже нечего было скрываться. Мы подошли к одному. Двое японцев, сидя на рваной, бывалой татами, молча ели своеобычный рис с редькой. Третий, прислонясь к громадной соленоидной катушке, рассеянно стоял в стороне, то ли следя за мельканием палочек в руках товарищей, каси, то ли вслушиваясь в треск горящих поленьев. Русское его лицо, забрызганное грязью сраженья, показалось нам знакомым. — Здорово, война! — сказал ему Курилов и сконфуженно прибавил что-то о радости победы. Тот не обернулся и не ответил. Нам показалось, что прежде чем замертво свалиться от усталости, он уже думает — хозяин, хозяин! — о завтрашнем дне планеты.

Мы не удивлялись. Древние с испугом говорили о странах, где шерсть растет на деревьях. Им не верили, а это был только хлопок. Удивление же всегда было уделом людей, которые видимый горизонт принимают за границы мира.

ЦГАЛИ, ф. 127, on. I, ед. хр. 59, лл. 3–5.

Белинский В. Г. Собр. соч.: в 3 т. Т. 3. М., ГИХЛ, 1948.

Иванов В. И. Собр. соч. Т. 8, 1958, с. 112.