Да и зачем ему было этим заниматься? Книга обеспечила ему имя, а несколько патентов, относящихся к гальваностегии хрома, — скромный, но независимый доход и приглашение на должность декана, когда умер старый Баннерман.
Брейд кивнул, соглашаясь, что случай действительно ужасный.
— Конечно, — начал Литлби, — не так уж странно, что все произошло именно с этим аспирантом. Совершенно нелепый тип, как я вам и сказал вчера по телефону. Сожалею, что приходится говорить так о вашем ученике, тем более после ваших благоприятных отзывов о нем, но я просматривал характеристики и должен сказать, что весь профессорско-преподавательский состав был о нем дурного мнения.
— В некоторых отношениях он был трудный молодой человек, но обладал определенными достоинствами.
— Вполне возможно, — сухо сказал Литлби. — Впрочем, это к делу не относится. Я прежде всего обязан думать об университете, о нашем факультете.
Литлби перебирал бумаги на столе, и Брейд исподволь наблюдал за ним.
— Нам не следует допускать разговоров, — продолжал Литлби, — что не были приняты должные меры предосторожности, что мы пренебрегли техникой безопасности.
— Нет, нет, конечно.
— Кстати, как это произошло? Я знаю, что он вдохнул цианистый водород, но каким образом?
Брейд, не входя в подробности, изложил факты.
Литлби сказал:
— Ну вот вам, пожалуйста. Сосуд нельзя было оставлять открытым. Тогда он не сунул бы туда свой дурацкий нос.
— Нейфилду, очевидно, казалось, сэр, что при открытом сосуде ему будет легче регулировать ход эксперимента.
— Чепуха. В том-то и беда с современной молодежью, что безопасность у них на последнем месте. Знаете, я обошел лаборатории, и мне стало дурно, буквально дурно, от того, что я увидел. Растворители кипятят на открытом огне. При нагревании никто не пользуется асбестовыми сетками. А вытяжные шкафы в ужасающем состоянии. Откровенно говоря, я собирался созвать факультетское собрание именно по данному вопросу, и чрезвычайно прискорбно, что я не успел его созвать до этого происшествия.
Брейд неловко заерзал на стуле. Никаких особых нарушений техники безопасности в студенческих лабораториях не было.
— Сэр, если не считать порезанных пальцев да небольших ожогов кислотой, это единственный несчастный случай за последние десять лет.
— А вам бы хотелось больше?
Брейд промолчал, и Литлби, насладившись тем, как ловко он парировал его слова, заговорил снова:
— По-моему, прежде всего мы должны заняться организацией специального курса по технике безопасности, прочитать лекции о том, что, так сказать, можно и что нельзя у нас в химии. Лекции назначим на пять часов, с обязательным посещением для всех, кто проходит лабораторную практику, как для старшеклассников, так и для аспирантов. Ваше мнение?
— Попробуем.
— Хорошо. Я попрошу вас, профессор Брейд, организовать этот курс, и, думаю, будет очень неплохо, если вы предложите Кэпу Энсону к вам присоединиться. Старик безусловно обрадуется случаю проявить себя, и это как раз удобный случай что-нибудь для него устроить.
— Да, сэр, — холодно произнес Брейд.
Все это ему не понравилось: похоже, для него придумали специальное наказание, как у Данте, нечто вроде искупления вины, обряда очищения. Его аспирант оказался неосторожным, и за это он, Брейд, должен приучать к осторожности других студентов.
— Пожалуй, хватит по одной лекции в неделю, — говорил Литлби, — и начать теперь же. Если газеты… — Он прокашлялся. — Думаю, вреда не будет, если мы скажем, что это уже было запланировано как часть нашей постоянной программы по технике безопасности. И обмана тоже не будет, раз я уже готов был заняться этим, как я вам говорил…
Он вдруг взглянул на стенные часы, на них было без четверти девять.
— У вас в девять лекция, профессор Брейд?
— Да.
— Полагаю, вы в состоянии ее провести. Или вы настолько потрясены, что…
— Нет, — быстро сказал Брейд, — я вполне готов вести занятия.
— Прекрасно. Да, по поводу нашего маленького сборища завтра вечером. Надеюсь, вы с вашей милой супругой все-таки сможете прийти? Хотя, если вы чувствуете, что при данных обстоятельствах…
Брейд с трудом удержался от резкого ответа.
— Мы, по всей вероятности, придем. Для нас это такая приятная возможность, что..
И путаясь в неоконченных фразах, оба механически заулыбались и раскланялись с чопорной вежливостью, в которой не было ни капли дружеских чувств.
«Он не хочет, чтобы я приходил, — подумал Брейд. — Я отмечен смертью. Дурная слава. Только ради Дорис — иначе мы бы не пошли».
Читать дальше