Питер Уоттс: По ту сторону рифта

Неужели вам так сложно разговаривать с нами, ну хотя бы иногда?

Я в курсе насчет эволюции с инженерией. В курсе, как сильно вы изменились. Я видела, как из порталов рождаются боги, демоны и сущности, которые выше нашего понимания; сущности, в человеческое происхождение которых не верится: скорее, это инопланетные автостопщики, что катаются по проложенным нами путям. Инопланетные поработители.

Если не истребители.

Но видела я и такие врата, которые зияли пустотой и мраком, пока не истаивали в ничто. Мы рассуждаем о темных веках и упадке, о цивилизациях, выжженных дотла, и о тех, что возникают на пепелище. И случается порой, что позже нас навещают штуковины, немножко напоминающие корабли, которые могли бы построить мы сами – давным-давно. Они общаются между собой – при помощи радиоволн, лазеров, транспортных нейтрино – и подчас их голоса имеют некое сходство с нашими. Когда-то мы лелеяли надежду, что они и в самом деле похожи на нас, что круг замкнулся на существах, с которыми мы можем поговорить. Я уже сбилась со счета, сколько раз мы пытались растопить лед.

Я не помню, сколько эпох назад мы оставили эти попытки.

Столько циклов прошло за нашими спинами. Столько было гибридов, постчеловеков, бессмертных; богов и троглодитов-кататоников, узников чудесных колесниц, об устройстве которых возницы не имеют ни малейшего понятия. И ни один ни разу не навел коммуникационный лазер в нашу сторону, не сказал: «Эй, как дела?» Или: «Представляете, мы победили дамасскую болезнь!» [1] То есть религиозный фанатизм. По библейскому преданию, Савл из Тарса по пути в Дамаск услышал голос: «Савл! Савл! Что ты гонишь меня?» и ослеп, но через три дня был исцелен христианином Ананией. После этого Савл обратился в христианство и прославился как апостол Павел. Или даже: «Спасибо, ребята, так держать!»

Мы не какой-нибудь там сраный карго-культ. Мы – хребет вашей долбаной империи. Без нас вас вообще бы здесь не было.

И еще… и еще: вы – наши дети . Во что бы вы ни превратились, когда-то вы были такими же, как мы, как я. Когда-то я верила в вас. Давным-давно я верила в эту миссию всем сердцем.

Почему вы оставили нас?

И вот начинается новая сборка.

На этот раз, открыв глаза, я обнаруживаю перед собой знакомое лицо, которого я прежде не видала: всего-то мальчишка, физиологически – лет двадцати с небольшим. Его лицо слегка перекошено, левая скула чуть площе правой. Уши великоваты. Он выглядит почти естественно.

Я не разговаривала тысячи лет. Вместо голоса шепот:

– Кто ты?

От меня ждут не того, – знаю. На «Эриофоре» после пробуждения таких вопросов не задает никто .

– Я ваш, – говорит он, и вот так запросто я становлюсь матерью.

Мне хочется привыкнуть к этой мысли, но он не дает мне такой возможности.

– По графику вас будить еще рано, но Шимпу на палубе потребовалась помощь. С ближайшей сборкой проблемы.

Значит, Шимп до сих пор у руля. Он всегда у руля. Миссия продолжается.

– Проблемы? – переспрашиваю я.

– Возможно, контактный сценарий. Интересно, а когда он родился? Подозревал ли обо мне до этого момента?

Он мне не говорит. Сообщает только:

– Прямо по курсу звезда. В половине светового года. Шимп полагает, что она вышла с нами на контакт. Короче… – Мой… сын пожимает плечами. – Никакой спешки. Времени еще куча.

Я киваю, а он все мнется – ожидает вопроса, но ответ уже читается у него на лице. Нашим резервистам полагается существовать в первозданном виде – они производятся из отборных генов, спрятанных глубоко под железобазальтовой оболочкой «Эри», надежно укрытых от мороси синего смещения. И все-таки у этого мальчишки есть дефекты. Пострадало его лицо: я так и вижу, как на микроскопическом уровне от крошечных отзеркаленных нуклеотидных пар разбегается резонанс и чуть заметно перекашивает его. Кажется, будто он вырос на какой-то планете. Будто его зачали родители, всю жизнь жарившиеся на солнечном свету.

Как же далеко мы забрались, если даже наши безупречные кирпичики до такой степени подпортились? Сколько времени на это ушло? Сколько я уже мертва?

«Сколько?» Вот вопрос, который все задают первым делом.

Я тут уже очень давно, мне не хочется этого знать.

Явившись на мостик, я застаю сына в одиночестве возле тактического бака. В глазах у него сплошь иконки и траектории. Кажется, я вижу в них и собственное отражение.

– Не уловила твое имя, – говорю я, хотя знаю его из судовой декларации. Нас еще толком и не представили друг другу, а я уже лгу ему.