— А куды путь держишь?
— Куды Бог приведет, навздогад.
— Не в Нижний ли? — впился глазами в кормщика мнимый скоморох. — Тут одна дорога — в Нижний.
— Вам-то кака печаль, куды бреду?
— Палкой подпоясамшись, на суму опираючись, — съязвил допытчик. — А чего ради?
— Погорелец яз, пристанища взыскую.
— Ой ли? Пропустя лето — да в лес по малину.
Их уже плотно обступила вся бродячая братия. Слушала, вникая в каждое слово.
— Кой мне прок на себя клепать?
— Да уж больно ты, дядя, важен. Тея потешают, а ты нос воротишь.
— Таков уж есмь.
— Отпустили бы мы тея с Богом, — с нарочитой душевностью вздохнул малый, — да сдается нам: не соглядатай ли ты? Уж не обессудь, соглядатаев мы, убоги людишки, не поваживаем.
Резко взбрякнули бубенцы на колпаке, когда малый кивнул головой братии. Чуть ли не вся ватага разом накинулась на Афанасия. Он поднатужился и распихал насевших на него. Но где уж одному управиться с двумя десятками! Хлесткие удары свалили его наземь. Нещадно избиваемый, он почел за лучшее прикинуться оглушенным и не шевелился.
— В овин его, робяты! — указал малый.
Афанасия за ноги поволокли через двор, втащили в овин, накрепко приперли дверь колом. Обтирая кровь с разбитого лица, он стал прислушиваться к голосам.
— Неси-ка головню от костра, живо!
— Никуда он не денется взаперти-то. Зря невинную душу загубим, есаул.
— Молчи! Без вины нонь никоторого нет.
— Вот вам крест, видал я его с Ляпуновым. Он в наших таборах был.
— Не то беда. А то, коли он нас в Нижнем застанет да выдаст.
— Донесет, не смолчит! И узников не вызволим, и самим голов не сносить.
— Чего толковать, давай головню!..
«Вот угораздило: одна, видать, нам стежка выпала, перехлестну лися! Верней верного, что под личинами скоморохов злодеи-казаки Заруцкого по наущению Марины посланы. Нипочем их нельзя упустить!» — соображал Афанасий, озираясь в полумраке. И вдруг уткнулся глазами в воробьиную прореху: непрочна, поди, в том месте кровля-то.
Он метнулся к задней стене, подпрыгнул, ухватился за верхнее бревно и, легко пробив головой и плечами подгнившую солому, перевалился наружу. Выручили его дремучие заросли конопли. Забравшись в них поглубже, Афанасий увидел, как яро занялся овин.
5
Поутру за столом в горнице прибавилось едоком: Кузьма приютил у себя соловецкого посланца. Они проговорили чуть ли не до третьих петухов, но, несмотря на бессонную ночь, вышли к столу со всеми.
Еда была обильной по-обеденному. Из одной широкой мисы ели жирную лапшу, закусывая мясным пирогом, за лапшой — разварного судака, за судаком — гречневую кашу, за кашей — молочный кисель, а под конец Татьяна Семеновна вынесла едокам жбан знаменитого в Нижнем напитка — бодрящего можжевелового кваса. Насытились впрок: предпраздничный день будет хлопотливым — едва ли кто поспеет к обеду.
Когда отложили ложки, Кузьма по обыкновению повел речь о неотложных хозяйственных нуждах:
— Без меня сёдни управляйтеся — у меня с Афанасием дело. Тебе, Сергей, нонь туго придется, торговля бойко пойдет: всем на праздник свежанина требуется. Рубщиков-те добавь, найми. Да сходи сперва на животинну бойню, догляди, чтоб убоину чисто пластали и без промешки в лавку везли. Вон Фотина с Нефедьем для пособления возьми. — И вдруг спохватился: — А Бессон куды запропал?
— В мыленке, чай, дрыхнет, — смущенно сказал Сергей, пряча глаза, словно нес вину за Бессона.
— Стара притча. И крепко налился?
— Лыка не вязал. Все про незнаемого нова дружка толковал, привесть к тебе хотел.
— Ведомы мне его дружки! Ты тормоши-ка озорника, будя ему прохлаждаться. Скажи, Кузьме-де теперь непристойно перед посадом за него ответствовать, пущай то сам раскумекает.
— Скажу.
— А у тебя, Танюша, небось, супрядки? Девок поболе собери, Настену позови.
— Уж гораздо научена, — с легкой досадой молвила Татьяна Семеновна и засмеялась. — В женски дела-то не мешался бы, староста. И девок, вишь, под свое начало поставить хошь.
— Ладно, ладно, — помягчел Кузьма от ее смеха. — То я к слову. Все кряду перебираю, чтоб не упустить чего…
Поманив за собой Фотинку и Огария, Кузьма вышел с ними на крыльцо.
— Воротишься с бойни, — велел он Фотинке, — ступай на Ильинску улицу, разыщи там ямского старосту Миколая Трифоныча, бей ему от меня челом да найми лошадей на три дни: пора нам твоего князя в Мугрееве проведать. Себе лошадку пригляди да гостю соловецкому, он нам впрок будет. Опосля праздников и тронемся…
Читать дальше