Владимир Прасолов - По следу «Аненербе». Вангол-3

«Зная о приближении великой эпохи тьмы, которая ввергнет все человечество того времени в хаос и одичание, мудрецы многих племен увели свои народы во внутреннюю землю, спасая тем самым Веру своих предков и само человечество. Путь был очень сложным и тяжелым. Уходили тысячи, дошли сотни, а то и десятки. Женщин, как главное достояние Рода, берегли, как могли, несли на руках, отдавали последнюю пищу…

Переход занял почти год, но дошли и открыли для себя новую землю и новую жизнь».

Старик пытался представить этот процесс прощания людей с землей. Они понимали, что навсегда покидают мир своего ослепительно-яркого, животворного солнца и бездонного синего неба… Как же сильно необходимо было верить в правильность выбора, чтобы решиться на такое!

Каким уважением и доверием обладали вожди тех племен и народов… Какую высокую степень ответственности они взяли на себя! Какой силой Веры обладали!

Оказавшись запертыми в молельной избе, старики, как могли, расположились на полу, – тесно и душно, но ничего, терпеть можно. Плотно закрытые ставни окон не пропускали даже свет. Староста зажег свечи и в полной тишине начал молитву. Молились все, осеняя себя крестом, от этого стало легче на душе и вроде бы спокойнее.

– Что удумал, антихрист! Над старыми людьми измываться! Смертушкой лютой пужает, эх, дурень! Куда ему, без совести живущему, понять, что смерть принять во спасение близких своих – благо великое. Ее еще, смертушку такую, заслужить надоть. На поругание детей своих старики не отдадут.

Понял Петро Савельич по взгляду старосты, что видятся они в последний раз на этом свете. Понял и то, что власть свою он ему передал, коль выпало так. Выводить из-под удара родню, что в тайгу вчерась подалась, надоть, иначе сыщут антихристы, собаки у них… Да, с собаками надо управиться, надо. Жаль скотинку, да в негожих она руках, злому делу обучена. Петро Савельич открыл припрятанную с давних пор склянку, нарезал ломтиками вяленую сохатину и щедро полил мясо маслянистой жидкостью. Сложив кое-какие пожитки и сухари в мешок, взял посох и вышел из дома. Завернутые в лопух куски мяса нес в кармане штанов. Он сразу приметил, в каком доме остановились пришлые с двумя крупными псами, лаявшими на собиравшихся на площади людей. У Агапыча во дворе и увидел он привязанных к коновязи собак. Уже вечерело. В доме, по-хозяйски расположась, пировали чужие. В распахнутые настежь окна видно было щедрое застолье.

– Еште, гости незваные. Еште. Бог все видит, все учитыват…

Проходя мимо, Петро незаметно бросил мясо собакам. Мясом их не кормили давно, понял Савельич, увидев, как исчезли в их пасти отравленные куски.

– Простите… – прошептал старик и ускорил шаг, скрывшись в проулок, уходящий прямо в тайгу.

В молельной избе старики держали совет. Касауров слушал их речи и радовался душой за людей, которых знал сызмальства, с которыми прожил долгую и светлую жизнь. Вот теперь с ними эту жизнь и заканчивал.

– Нет выхода другого, братья мои. Кто-то из наших молодых, если усмотрит, что мы в плену томимся, сердце смягчит и выйдет к супостатам, тем самым погубит и свою душу, и деток своих, и весь наш род. Пытками вызнают, хитростью выведают, где наши дети укрылись. Нельзя этого допустить, никак нельзя. Петро упредит всех, кого сможет, и уведет с собой, а нам проститься надобно и умереть смертью праведной, как предки наши уходили в огонь, души бессмертные от поругания храня. Сейчас это делать надо, крепость духа своего проявив и волю непреклонную. В ночи пожарище далеко видно будет, всех своих тем упредим, что ходу назад нету. Согласны ли вы со мной, братья и сестры мои?

– Согласны с тобой, Иван Фадеевич, – склоняли голову старики.

– Мы свое пожили, пусть наши дети в вере праведной живут… – шептали старухи крестясь и утирая слезы.

– Изнутри дверь закрючьте да заложите чем можно. От них нам спасения не надобно. И сымайте верхнюю одежку в кучу сюда, к дверям да окнам. Запалим и с молитвой уйдем с этого света.

Когда все подготовили, старики в центре избы встали на колени, старух внутри окружив живым кольцом, от ярого пламени и боли сберегая. Староста со свечой от образов пошел по кругу, запалив вороха одежды у стен и окон. В тишине полной прозвучал его тихий голос:

– Прости нас, Иисусе, за грех самовольного ухода, не из прихоти, не из похоти, не из гордыни великой на это идем, во спасение детей своих и веры отцов наших. Аминь.

Едкий дым стал расползаться от загоревшейся одежды и заполнять избу. Старики читали молитву, все ниже и ниже склоняясь к земле…