Андрей Бельтюков: Обратный отсчет

Меткович глянул на Рывкина, вальяжно расположившегося в кресле. Подумалось: на кой черт я все это. Ведь ему безразлично. Он вот тоскует. Он не понимает, чего я от него хочу. Проклятье, нужен помощник! РЫБКИН ловок, но он любит работать ногами. Маальд — умница, однако ленив. Слепить бы их воедино!..

— Требуются позиции в армии, — сказал Меткович.

РЫБКИН зевнул. В последний момент он прикрылся ладошкой, но Меткович успел увидеть его раскрытую пасть с фальшивыми — под золото — коронками.

Меткович замер. Шея его приобрела пугающий багровый оттенок.

— Ты чего на часы смотришь? — медленно проговорил он. — Торопишься?

РЫБКИН поежился. Он знал этот тон. Сейчас можно было накликать беду.

— Босс, это привычка, просто дурная привычка. Не стоит обращать внимания.

Меткович молчал.

— Я совершенно согласен, — быстро продолжал РЫБКИН. -Армия — это важно. Но ведь не только она!

Меткович все молчал.

— Я тут кое-что предпринял. У меня есть человек в банде Горгана, — выпалил РЫБКИН.

Меткович грузно откинулся на спинку.

— Продолжай.

— Вот… Есть там один человек, он передает иногда информацию. Когда мне нужно…

— Надежен? — спросил Меткович.

— Достаточно. Он совершенно мой человек, в отряде второй год.

— Как тебе удалось? — Меткович опять закурил.

— Удалось… — сказал РЫБКИН уклончиво. — Я его стараюсь не дергать. У него там прекрасные отношения.

Меткович неожиданно поднялся. РЫБКИН посмотрел на него снизу и в который раз ощутил себя вроде муравья возле пагоды.

— Почему же я впервые узнаю об этом?

Рывкин приоткрыл рот, но не успел вымолвить ни слова.

— Ты не хотел беспокоить? Но уж будь добр, посвяти меня в детали.

Рывкин рассказывал не менее получаса. Ему не хотелось вдаваться в подробности. Он уже сожалел, что заикнулся об этом деле, потому что имел относительно его свои планы. Но Меткович с упрямством бульдога вынуждал выложить все.

— Как происходят контакты?

Рывкин помедлил. Потом сказал:

— По пятницам вечером он заходит в один кабак.

— Где?

— На углу Нижней и площади, у Рыбного столба.

— А если он потребуется раньше?

— Ничего не выйдет…

Некоторое время Меткович размышлял.

— В ближайшую пятницу отправишься к этому типу, — сказал он наконец. Как его зовут?

— Александр Рич, — ответил Рывкин, сознавая, что терять уже нечего.

— …И скажешь, что связь меняется. К нему будет приходить другой человек. Нужно, чтобы этот Рич подготовился к серьезной работе.

— Но почему? — вскинулся Рывкин. — Почему вы меня исключаете? В конце концов…

— Ничего, — прервал Меткович, — не возмущайся. Ты заварил большое дело. Но твоя роль в нем закончилась. Ты даже не представляешь, РЫБКИН, насколько это кстати. Я объясню тебе позже.

Рывкин шевельнулся в кресле. Он посмотрел на Метковича и понял возражать бесполезно. Скала: И неожиданно услышал свой голос:

— Босс, при всем уважении к вам, роль патефонной иголки мне не подходит, совершенно. И ваше решение лишает наше сотрудничество почвы.

Меткович с интересом наблюдал за ним. Он ласково погладил нимфу и вдруг загудел:

— С чего ты взял, что тебя затирают? Обиделся! Выбрось дурь из башки! — Он перевел дух и добавил тише: — Тебе попросту будет некогда. Тебе предстоит много поездок. Ближайшие два месяца забудь о домашних обедах… Таковы мои планы. Понял?

В пять лет из-за нее уже дрались мальчишки. В пятнадцать Леа Батур, решир, что стала достаточно взрослой, покинула родительское гнездо, чтобы никогда больше не возвращаться. Она работала посудомойкой, барменшей, воспитателем, личным секретарем.

Главной чертой ее натуры было стремление к независимости, вплоть до мелочей, во всем. Это со временем стало настоящей идефикс. Поэтому, возможно, в итоге Леа занялась журналистикой.

Она привыкла полагаться на себя и никогда не нуждалась в дополнительных указаниях. Она верила в свою звезду, и в жизни ее не было случая, который пошатнул эту веру.

Она познала секс, когда ей еще не было шестнадцати. В дальнейшем ее жизнь наполнилась целой вереницей мужчин, но ни один из них не стал для Леа по-настоящему дорог.

Ей шел двадцать седьмой год.

Блондинка с вьющимися волосами до плеч, карими глазами и фигурой фотомодели. Строго говоря, она не была классической красавицей, но в ней чувствовалась изюминка.

Хотя Леа была натурой цельной, в ее характере заключалась двойственность, обычно скрытая от окружающих. Сутью ее являлась необъяснимая разница между тем, насколько сильное желание возбуждала она у мужчин и насколько незначительное влечение обыкновенно испытывала сама. Это не значит, что Леа была равнодушна к сексу. Нет, когда ей того хотелось, она достигала быстрого и бурного наслаждения.