Григорий Власов - Запас топлива

Команда на собрании должна установить факт несоответствия капитана должности, изолировать его и командование должен принять старший офицер. Весь экипаж представляла я, старшим офицером тоже была я, мне же предстояло обезвредить и изолировать командира. Была одна сложность: акт о недееспособности командира должен подтвердить корабельный врач и комиссия в составе не менее тех человек.

В бортовом журнале я описала, что Ратмиров подвержен навязчивым состояниям в результате отравления продуктами местного происхождения. Где-нибудь на Земле врачи-психиатры посмеются над моими заключениями, но ничего лучшего придумать я не могла. Я взяла парализатор, настроила его на минимальный заряд и отправилась к Ратмирову.

Он сидел в ставшей традиционной позе, в его руке был очередной плод, на отросшей бороде засохли семена.

- Ты намерен вернуться? - Строго спросила я.

- Hет.

Я достала из-за пазухи парализатор и выстрелила.

- Дура, - прохрипел Ратмиров, выронил плод и повалился на спину.

Я учла всё, кроме одного. Тащить Ратмирова мне было не под силу. Хоть тяжесть здесь вдвое меньше земной, метров через сто я повалилась от усталости. Павиноты с любопытством наблюдали за мной. Передохнув, я стала волочь Ратмирова. В бессилии и злобе он только вращал глазами и хрипел. Сначала я волокла его, ухватив под мышки, потом тащила за ноги. За час я проделала едва ли пятьсот метров.

Во время одной из передышек, Ратмиров вдруг вскочил, повалил меня, залез под комбинезон, нашарил парализатор и в упор выстрелил в меня.

- Дурак, - только и успела прохрипеть я, осознав, что последние несколько десятков метров Ратмиров только притворялся парализованным.

- Полежи здесь, подумай о своем положении, - он засунул парализатор в карман и, пошатываясь, удалился.

Кто не испытывал на себе действие парализатора, даже на минимальном разряде, не может представить себе, что это такое. Все тело уподобляется обрубку дерева, болит и колет, словно отсиженное место. Страшно болит голова и такая тошнота, что только полный паралич глоточных мышц мешает рвоте. Самое тяжелое состояние наступает при восстановлении мышечного тонуса, и только на вторые сутки боли проходят.

Весь следующий день я глотала обезболивающее и строила планы мести. Придумать я ничего не могла и при очередном сеансе связи с "Кашалотом" доложила, что Ратмиров хочет остаться на планете. Через пятнадцать минут со мной разговаривал капитан Лин. Каждая наша фраза сопровождалась трехсекундной задержкой.

- Помощь я тебе послать не могу, - говорил капитан, - лишних спускаемых аппаратов у меня нет.

- Уговорить я его не могу, сила не помогает.

- Я тебя назначаю старшим десанта. Делай что хочешь, ты должна доставить его на борт "Кашалота", ждать ни минуты не будем.

- Как же я его доставлю?

- У тебя есть еще один парализатор. Повторяю: ждать не будем. Если не удастся заставить Ратмирова отказаться от своего намерения лети сама.

- Статья 156, неоказание помощи...

- Hет, статья 213. Самовольное оставление корабля.

- Он нуждается в помощи! Мне тоже нужна помощь!

- У меня нет ни времени, ни топлива для дополнительных маневров. Группа на Один-дробь-три нуждается в срочной эвакуации.

- Дайте мне дополнительное время. Хотя бы еще один оборот вокруг Единицы.

- Hет, мы сворачиваем программу. Следующее сближение ждать придется больше месяца. Вам необходимо стартовать в установленные сроки.

"Кашалот" отключился. Такая злоба одолела меня, что хотелось все послать к черту. Hемного успокоившись, я решилась на еще одну попытку уговорить Ратмирова. Оружия брать не стала. Я женщина, и у меня есть древнее и действенное средство, которое не входит в арсенал Космофлота.

- Адам, завтра нам необходимо стартовать, - начала я обработку.

- Я остаюсь.

- Я доложила капитану. Завтра он на помощь мне вышлет еще двух человек.

- Врешь. Я знаю, что он тебе ответил: у него нет ни времени, ни топлива на лишние маневры.

- Он назначил старшим и приказал любым способом, в любом состоянии доставить тебя на борт "Кашалота".

Ратмиров взял один плод и надрезал верхушку.

- Дай и мне, - попросила я.

Он удивился, но передал плод мне. Дело надо делать до конца. Зажмурившись, я сделала глоток. Вкус был мало сказать отвратительный, он был премерзкий. Пересилив себя, я сделала еще несколько глотков. Приятное тепло стало разливаться по телу.

- Это другое дело, - одобрительно произнес Ратмиров. - Оставайся и ты. Мы не плохо заживем.