Андрей Буторин - Курс на Мираж

Да, он не раз летал в космос. И, не будучи специалистом по астронавтике, тем не менее знал, что современное развитие космической техники не позволяло путешествовать к звездам. Повсеместно применялись ракетные двигатели, основанные на химической реакции горючего и окислителя, – как в самом начале освоения космоса, пусть и гораздо более совершенные. При межпланетных полетах использовались ионные и плазменные двигатели, существовали уже корабли с ядерными установками. Плохо прижились, но кое-где еще «бороздили просторы Вселенной» экзотические и неуклюжие космические парусники. Но любой из этих аппаратов мог летать только в пределах Солнечной системы, а до той же Альфы Центавра их полет занял бы столько времени, что терялся его практический смысл.

И если его хотят отправить на таком корабле, то зачем? Проще, и гораздо дешевле, оставить его до конца дней в этой камере, если уж так жалко тратиться на яд.

На пятый день за Мьенгом пришли. Вначале он испытал чувство дежа-вю.

Щелчок замка. Ледяное лицо охранника.

– Заключенный Мьенг Мьянга?

– Мьенг Кипрус Мьянга.

– На выход.

Неужели все-таки приснилось? И никакой Альфы Центавра, лишь какой-нибудь «альфа-цианид» внутривенно…

Однако на сей раз его вывели во внутренний двор и усадили в закрытую, без окон, коробку кара. Примерно через полчаса он сидел в такой же точно коробке, но уже на борту геликоптера. Полет продолжался долго, Мьенг заснул.

Он проснулся от толчка. Свист винтов стал затихать, перешел в чавкающий шелест, а затем по ушам вдарила тишина. Но длилась она недолго. Вжикнул запор, отошла вбок дверь, и сразу резануло по глазам давно забытое солнце, а йодистый запах моря, ворвавшийся в ноздри, выдавил из глаз слезы. Ведь именно так – солнцем и морем – и должна была пахнуть свобода!

К огромному удивлению Мьенга, он и в самом деле оказался свободен. Относительно, конечно, но по сравнению с камерой смертников он чувствовал себя блохой на бродячей собаке.

Плюсов в его новом положении было – хоть отбавляй. Начать с того, что в шикарном – с отдельной спальней! – номере не оказалось… запоров! То есть, замок в двери имелся, но вполне обычный, кей-чип от которого Мьенгу тут же выдали. У входа в жилой корпус дежурила охрана, но конкретно на Мьенга она обращала внимания не больше чем на прочих.

Сопровождавший Мьенга светловолосый крепыш в белом летнем костюме, назвавшийся Полем, заметил его изумление и пояснил:

– Бежать некуда. Это остров, вокруг океан на многие мили. К тому же, тут все охраняется. Основательно, смею вас заверить. Особенно это касается Центра, причала и геликоптерной площадки. Так что не советую…

Что именно он не советует, крепыш говорить не стал, но Мьенг и так все понял.

Поль глянул на часы.

– Обед через полчаса. Ресторан на первом этаже. Принимайте душ, переодевайтесь и подруливайте. Зеф тоже там будет, так что…

Похоже, белобрысый крепыш не любил завершать мысли, но на сей раз Мьенга это не устроило.

– Зеф? – переспросил он.

– Ну, да. Йозеф Дрожек. Это ведь он вас сюда сосватал?

Мьенг не ответил. Раздвинул дверцы шкафа, нашел полотенце и направился к ванной.

Дрожека он заметил сразу, как вошел в ресторан. Доктор тут же повернул в его сторону голову, и Мьенг заподозрил, что без датчиков слежения в одежде или обуви не обошлось.

– Идите сюда! – замахал рукой Дрожек. Мьенг кивнул и направился к столику, за которым кроме доктора сидел бородатый черноволосый мужчина лет сорока.

– Доктор Штофман, господин Мьянга, – представил их Дрожек. И сказал, обратившись к Мьенгу: – Господин Штофман проектировал ваш корабль.

– Ну, не я один… – жеманно отмахнулся Штофман, но Мьенг его перебил.

– Мой корабль? – сделал он упор на первом слове. – Ладно. Раз он мой, то без меня не улетит. Давайте сначала поедим.

На самом деле ему чертовски хотелось узнать побольше и о корабле, и о своей миссии, и почему выбор пал именно на него… Да у него накопилась хренова туча вопросов, от которых мозги только что из ушей не капали! Но больше всего на свете ему сейчас хотелось есть. Увидев и унюхав то, что ели и пили его визави, он был готов отобрать у них бокалы и тарелки, пока дожидался официанта с заказом. И ни думать, ни говорить о чем-либо еще он был сейчас попросту не способен.

Настоящая человеческая пища, вкус которой он почти забыл, а также бокал красного вина сыграли с ним злую шутку. Он стал засыпать прямо за столом. Поэтому то, что говорил Дрожек, слилось для Мьенга в «белый шум». Вероятно, он дремал с открытыми глазами, потому что «шум» не прекращался. До сознания долетали, но тут же вязли в сладкой дреме отдельные фразы. «…пояс Койпера… четверть светового года… прямоточный ядерный…» Последняя фраза заставила Мьенга встрепенуться.