Андрей Буторин - Курс на Мираж

«А ну-ка!» – озарило вдруг старшину. Он улыбнулся Сашке, положил ему ладонь на плечо и, как бы между прочим, спросил:

– Не знаешь, когда наступление?

– Точно нет, но говорят, скоро. Сил вроде набрались. А что?

– Есть идейка. Ты кто по званию-должности?

– До прапорщика дослужился. Не такого, как у нас. Здесь это – как младший летеха по-нашему.

– Ага! «У нас», «по-нашему»… Тоже что-то помнишь!..

– Ну, да, – провел рукой по бандане Сашка, будто проверяя целостность черепа. – Вспоминается что-то, особенно, когда не специально. А как специально вспоминать начинаешь – ни фига!

– Ладно, прапорщик. Ты ведь замкомвзвода, наверное?

– Ну, да…

– Тогда слушай сюда! И ты, Бобик, тоже.

Награду за последний бой Семену все же вручили. Перед боем нынешним. Сам комполка прикрутил к алой кирасе темно-малиновый кругляш.

– Слава герою! – рявкнул торжественный строй готовых к бою солдат.

Подошел Иваневич. Пожал руку.

– Как себя чувствуешь, герой? Готов к новым подвигам?

– Так точно, готов, господин поручик!

– Сегодня мы снова выступим первыми. Разведка донесла, что залги сначала тоже выпустят пехоту. Так что полегче будет, чем в прошлый раз.

– Разрешите обратиться, господин поручик! – Семен выпучил под маской глаза.

– Разрешаю, старшина, – удивился Иваневич.

– Позвольте сегодня мне командовать взводом!

– Вот как? Совсем себя героем почувствовал?.. – В голосе поручика послышалось недовольство, но тут же сменилось на милость: – Впрочем, почему бы и нет? Ты – замкомвзвода, надо практиковаться… Валяй, разрешаю!

Семен облегченно вздохнул. Первое дело сделано.

Противники сходились красиво, ровными рядами, словно на параде. И те, и другие одурели уже от безделья – в бой шли, как на праздник. Кирасы блестят, лучеры наперевес, солдаты носок тянут…

Между первыми рядами было уже метров сто, а стрелять так никто и не начинал. Но терпение бойцов не бесконечно. Вот уже кто-то поднял лучер на уровень глаз, прицелился. Еще чуть-чуть – и раздастся шипение, раздадутся первые крики, запахнет паленым… Но первый крик не был криком боли:

– Бобик!

Еще несколько голосов подхватили:

– Бобик, уходи!

А вот и с другой стороны:

– Жучка, беги! Прячься, собачка!

– Ребята, да она не одна!..

И впрямь, возле непонятно откуда вынырнувшего – прямо посередине меж сближающихся рядов – Бобика-Жучки появилась вдруг еще «собака». Потом еще и еще… Быстро, быстро, очень быстро!.. Они словно выскакивали из-под песка, – да так оно, скорее всего, и было – отряхивались, ложились и замирали, поглядывая то на «желтых», то на «красных». Скоро шестилапых созданий лежало между двумя армиями столько, что идти солдатам дальше, не наступив на «собак», стало попросту невозможно.

И тогда Семен сделал шаг вперед, заметив краем глаза, что так же шагнул и один из «залгов», поднял руку и зычно, перекрывая начавшийся ропот, крикнул:

– Взво-о-од! Слушай мою команду!

Точно такая же фраза донеслась эхом от «вражеских» рядов. Семен узнал голос, улыбнулся и гаркнул что есть мочи:

– Взво-о-од! Снять маски! – И первым отбросил шлем в сторону.

Я стою на берегу тихой речки, юная и наивная, подняв голову к белокрылой стае. Стою и пою, и шепчу завороженно:

Минуло уж двадцать лет – промелькнула белой птицей юность. А гуси-лебеди все летят в моей памяти. Ведь исполнили они мою просьбу: так, как мне легко – легче не выдумать! Все эти годы, бо́льшую их часть, я не имею веса.

Я – гравитолог. И на станциях, где я работаю, никогда не используют установки искусственной тяжести. Это помешало бы сверхчувствительным приборам, которыми я исследую гравитационные поля планет.

Вот и сбылась мечта, хоть и не так совсем, как она представлялась. Но я ни о чем не жалею. Я люблю свою работу, разноцветные лики планет, наблюдения и вычисления, сомнения и озарения, люблю парить птицей по коридорам станции, люблю мечтать, писать стихи в перерывах между вахтами…