Энн Роудс - Солнце на продажу

— А как церковь узнает про ОЗХ?

— Ты расскажешь все сам. Надевай чистую рубашку и отправляйся без промедления к священнику Хьюзу. Скажи, что в субботу после обеда ты гарантируешь хорошую погоду. Я пойду с тобой; ведь репортеры всегда рыщут в поисках сенсаций.

— Он мне не поверит.

— Сразу, конечно, нет. Но если во время праздника здесь будет светить солнце, а в миле от парка будет лить дождь, мистер Хьюз от удивления лишится дара речи. А обретши его, сообщит об этом мне, когда я приду брать интервью. То же самое будет и с методистским священником. Ну как?

— Неплохо, — снизошел Мартин. — Конечно, жаль демонстрировать великое открытие на пустячном церковном празднике.

— Все великое начинается с малого. Пойди надень чистую рубашку.

Мистер Хьюз был слишком вежлив, чтобы рассмеяться нам в лицо. Видно было, однако, что он с трудом сдерживает улыбку. Поблагодарив Мартина за его предложение, он спросил, не хочет ли тот внести в празднество лепту более реальную — скажем, поработать в киоске, где будут продавать горячие сосиски.

От мистера Хьюза мы направились прямо к священнику методистской церкви. Беседа с ним почти не отличалась от предыдущей. Я возвратилась домой в прекрасном настроении, а Мартин окончательно расстроился. Наконец, он произнес:

— Они никогда ничему не поверят.

Как выяснилось, нервничал он зря. Когда десять дней спустя я пришла в церковь, оба проповедника помнили о том, что сделал Мартин. Оба пытались скрыть от меня, что таких празднеств они еще не видывали. А зрелище действительно напоминало волшебство. Хотя в нашем районе две субботы подряд лил дождь, над парком в это же время сиял ореол радиусом в полмили. Правда, две женщины из хора получили солнечный удар и на следующий день не смогли петь. Это расстроило мистера Хьюза, но придало моему репортажу некоторую пикантность.

В понедельник утром слухи о моем репортаже дошли до ушей главного редактора. Спустя пять минут меня вызвали к нему в кабинет.

— Вы знаете, что такое дезинформация? — произнес он вместо того, чтобы сказать "доброе утро". — Нас обвинят в ней, как только мы опубликуем вашу чушь. Два святых отца в роли защитников фантастики!

— Я знаю, что такое дезинформация, — ответила я, — и именно поэтому вы можете спокойно публиковать мой репортаж.

— Послушайте, в былые времена я сочинял заявления от имени некоего Джека Джойса, который якобы протестовал против постройки общественной уборной по соседству с розарием. Я сам породил этого читателя, но это было вполне допустимо, ваш же ход не выдерживает никакой критики.

Я схватила телефонную трубку и попросила соединить меня с мистером Хьюзом. Через минуту мой шеф говорил ему:

— Простите, что я беспокою вас из-за такой чепухи, но наш репортер…

Спустя десять минут я стала героиней дня.

"Вопль Вудбриджа" по достоинству оценил репортаж. Заголовок был набран крупным шрифтом, а подпись гласила: "Старший репортер Джудит Картис".

В тот самый момент, когда вовсю крутились типографские цилиндры, печатая газету, где-то в тайниках жизни начало вращаться колесо судьбы. Оно совершило полный оборот и даже чуть больше. Весь мир следил за его движением.

"Вопль" выходил по субботам. В воскресенье утром я увидела, что улица возле наших домов буквально забита машинами со словом "Пресса" на ветровом стекле. Толпа наспех одетых мужчин с блокнотами и кинокамерами в руках лавиной устремилась в сад Хэмблтонов. Я обошла дом сзади и пробралась в кухню через окно. Мартин спокойно расчесывал волосы в ванной.

— Ты представляешь, что тебя ждет? — спросила я. — Все рвутся получить у тебя интервью, а ты совершенно не готов к этому. Давай обсудим его вместе.

— Нет, — услышала я.

— С газетчиками говорить не так-то просто. Мы все видали виды, сказала я нагло, чтобы придать вес своим словам. — Эти ребята изжарят тебя на вертеле.

"Ребята"! Да простит мае господь, они все годились мне в отцы.

— Хочешь, я займусь ими сама и проведу настоящую пресс-конференцию?

Мартин не ответил.

Выходя, он так оттолкнул меня, что я угодила в ванну. Выбравшись из нее, я заковыляла к выходу. Ванна была пуста, но меня словно окатило водой: за эти несколько секунд и сам Мартин, и все связанное с ним перестало для меня существовать.

Минуя гостиную, я услышала его голос. Не думаю, что Марк Антоний более торжественно вещал со ступеней Капитолийского храма.

— Одна оговорка, джентльмены. Мы готовы подарить наше открытие миру, но это не значит, что мы готовы раскрыть его секрет. Во всяком случае, пока я не могу ни с кем разделить свою ответственность за изобретение.