Юрий Брайдер - Щепки плахи, осколки секиры

Неутомимый естествоиспытатель Лева Цыпф решил проверить, как происходит в этом мире процесс горения. Смочив спиртом тряпку, заменявшую Смыкову носовой платок, он кресалом высек на нее искру. Жадное лиловое пламя птицей рвануло вверх, и от тряпки даже пепла не осталось.

– Содержание кислорода в атмосфере повышено, – резюмировал Лева.

– Это хорошо или плохо? – поинтересовалась Лилечка.

– С одной стороны, хорошо, а с другой – не очень. Если много кислорода, значит, много растительности. Будет чем питаться. Зато процесс окисления происходит здесь более бурно, чем в нашем мире. Следовательно, мы будем быстрее сгорать, то есть уставать и стареть.

– Тогда нам кранты, – опечалился Зяблик, которого спирт еще как следует не разобрал. – Сгорим, как стеариновые свечки, и потомства не оставим. Спешить надо! Верка, ты еще способна к деторождению?

– Я еще много на что способна. А вот способен ли ты это дитя заделать? Что-то я сильно сомневаюсь.

– Лева, милый, слышишь, как меня облажали? – притворно захныкал Зяблик. – Меня, героя трех войн и ветерана ядерной промышленности Советского Союза! Виноват я разве, что у меня после всех жизненных передряг вместо нормальной спермы стронций девяносто пополам с ипритом-люизитом? Я теперь только с валькириями могу сношаться. Слыхали про таких? Левка, ясное дело, слыхал, а для остальных даю справку. Валькирии, это такие бабы воинственные. Вроде нашей Верки. Только бессмертные и летать умеют. А в буферах у них вместо молока смертельный яд. Вот с ними бы я свободно прижил ребеночка. Всем вам, гадам, на страх.

– Не на страх, а на смех, – поправила его Верка. – Курам на смех.

– От курицы слышу! – парировал Зяблик.

Смыков и Цыпф тем временем вели обстоятельную беседу о зрительных и слуховых иллюзиях, порождаемых странными условиями этого мира.

– Для ориентировки в трехмерном пространстве нам вполне хватало пяти чувств, – говорил Лева. – А этот мир устроен гораздо сложнее нашего. Трудно даже предположить, какова его истинная мерность. Пятью чувствами тут никак не обойдешься. Если бы мы хоть эхолокацией владели, как летучие мыши…

– Полагаете, не выжить нам здесь? – насторожился Смыков.

– Время покажет… Но согласитесь, что видеть мы стали уже значительно лучше. Ведь я в первый момент даже кончик собственного носа разглядеть не мог. А теперь всех вас свободно различаю.

– Вопрос, в каком виде… – вздохнул Смыков.

– Ну это уж неизбежные издержки… Местный колорит, так сказать. Но не исключено, что со временем наше зрение полностью адаптируется к новым условиям.

– А слух? – не унимался Смыков. – Я когда в упор с кем-нибудь разговариваю, вроде нормально все слышу. А стоит на пару шагов в сторону отойти, чепуха какая-то начинается. Не то мышь пищит, не то петух кукарекает.

– Я думаю, причина тут в следующем… – Лева умолк на пару секунд, очевидно, подбирая нужные слова. – Глаз куда более тонкий и сложный инструмент, чем ухо. Эволюция заставила его приспособиться к постоянно меняющимся условиям освещения. Благодаря особым свойствам хрусталика глаз способен… как бы это лучше сказать… к самонастройке. А для слухового органа это совсем необязательно. Ведь среда, в которой распространяются акустические сигналы, более или менее стабильна. Ухо – один из самых простых органов нашего организма. Барабанная перепонка, три косточки да гирлянда чувствительных клеток, закрученная в спираль. Какая уж тут самонастройка…

– Кто сказал, что ухо один из самых простых органов? – возмутился Зяблик, у которого процент содержания алкоголя в крови достиг пиковой величины. – Дико извиняюсь, но я, например, более загадочного органа не знаю… Ну кроме, конечно, того, что у мужиков между ног болтается. Мне один раз по пьянке кореша целую бутылку пива в ухо вылили.

– Каким это образом? – удивилась Верка.

– Самым простым. Я, понимаешь, перебрал маленько и отрубился. А они, шутки ради, мне в ухо пива плеснули. Думали, что очухаюсь. Но я на эту наглость никак не отреагировал и продолжал дрыхнуть. Тогда они еще плеснули. Опять ничего! Пиво в ухо как в канализацию уходит. Назад ни единая капля не вылилась. Тут уж их, козлов, любопытство разобрало. Целую бутылку зря стравили. А с пивом у нас большие трудности были. Вот и спрашивается, куда оно могло деваться? Ведь у меня потом даже башка не болела.

– Вы, братец мой, какой размер головного убора носите? – поинтересовался Смыков.

– Пятьдесят восьмой, а что?