— Ирина, — представилась я.
— Я — Вовчик, — ответил обалдевший черт. — А он — Андрей. — Чумазый Андрюха привстал и вежливо поклонился.
Когда на пороге гаража появилась Алена, я успокоилась.
— Я же сказала, — накинулась она на Вовчика, — откатить «компрессор»!
— Да ё… — возмутился Вовчик. — Ща уберу…
— Я же сказала, убрать к пяти часам! — еще больше разозлилась она. — Хэлло, Анджей! Хау а ю? — чумазый и вежливый Андрюха едва успевал между поклонами коснуться задницей табурета. — Если я сказала к пяти, значит к пяти надо убрать, а не начать шевелиться!
Вовчик сделал попытку укрыться от ее гнева под раскрытым капотом «компрессора». На его месте я бы воспользовалась ямой со скоростным лифтом.
— Иди, садись в «Жигуль», — сказала Алена, выпроваживая меня из гаража, — я должна товарищу пару теплых слов…
Аленина машина имела гоночную раскраску. За рядами фар и наваренным бампером невозможно было узнать «Жигули». К внутренней стороне стекла была прилеплена фотография с надписью «Сидюхин Владимир Леонидович». Фотография имела сходство с Вовчиком, которому крепко влетало за нерадивость. И это еще мягко сказано. Я успела дойти до колонки, умыться, отряхнуться и даже отстирать воротник, а из ворот гаража все еще доносились «теплые слова», которые я в приличном обществе повторить не решаюсь.
На заднем сидении машины я заметила пачку ксерокопированных листов. Примерно такие же листы Алена выложила шефу в первый день нашего знакомства. Я не справилась с соблазном взглянуть на это поближе, но вместо изображений полтергейста увидела сплошной рукописный текст. Почерк казался недоступным, алфавит — не кириллицей, манера письма — не человеческой.
— Ну, вот! — Алена уселась на место водителя, отставила высоченные каблуки и обула белые тапочки. — Пока не дашь по жопе, черта-с два пошевелятся.
— Я нормально выбралась, — защищала я Вовчика. — Машина совсем не мешала.
— Ты выбралась, не сомневаюсь! — согласилась Алена. — Без году неделя в конторе, а Адамчик жаловаться на тебя прибегал. Я только сомневаюсь, что в этом бардачном заведении когда-нибудь наступит порядок.
Она дала по газам, и смысл белых тапочек стал очевиден. Машина с неистовым ревом вылетела из гаражей по зигзагообразной траектории и легла на курс через километровый пустырь к оживленной трассе. Впервые мне захотелось пристегнуться, но ремень безопасности отсутствовал.
— Я, наконец, права получила, — объяснила Алена. — А этот баран машину не может в порядок привести. Приходится ездить на его «болиде». Если бы ты знала, как у меня к концу дня уши болят…
— Может быть, если немножечко снизить скорость, тогда и уши закладывать не будет?
— Нет! — категорически заявила она. — Некуда снижать скорость. Жизнь и так коротка.
Алену Зайцеву привел в Секториум Олег Палыч. Тот самый Олег Васильев, который прежде по тому же адресу доставил череп неулыбчивого андроида. Для всех он был просто Палыч, только для Алены — дядя Олег. Дядя Олег был другом ее отца, художника-самоучки, который сильно запил, рано умер и оставил на попечении друга свою неработающую жену с малолетней дочкой. Так и стали жить втроем под одной крышей, и в один прекрасный день Палыч порекомендовал Веге свою приемную дочь, как девицу бесспорно умную и энергичную. Вот и вся, казалось бы, предыстория, в которой Алена играла пассивную роль. Зато с той поры весь мир принадлежал ей, вертелся непосредственно вокруг той оси, которую указывала ему она.
К моменту нашего знакомства Алена заканчивала аспирантуру, готовилась к защите, читала лекции и вела семинары сразу в нескольких учебных заведениях, регулярно бегала по утрам, по ночам сидела над книгами и, если к двадцатичетырехчасовому рабочему дню ей удавалось прибавить лишнюю минуту, посещала массажиста. Безусловно, лучшего. Только настоящий профессионал мог нащупать на ее костях объект для массажа.
Алена жила за городом, за высоким забором, на территории бывших министерских дач. Сначала она купила особнячок чиновника, севшего за взятки, и привела его в божеский вид. Немного погодя, Алена прикупила соседний участок, возвела там хоромы на свой вкус, переехала жить, а в чиновничью усадьбу поселила мать с дядей Олегом. На верхней веранде Олег оборудовал мастерскую и вечерами наблюдал, как приемное чадо расхаживает в неглиже мимо сплошной оконной стены.
«Ты знаешь, сколько маньяков по лесам бродит? — ругался Палыч. — Живешь одна! Хоть бы дверь запирала! Хоть бы штору повесила! Вся комната на виду. Мы с матерью спать по ночам перестали! А если кто сунется?» «Пусть только сунется», — отвечала Алена и продолжала ходить в неглиже вдоль стеклянных стен. Палыч, для собственного спокойствия, записался в общество охотников-рыболовов и повесил на стене мастерской ружье, заряженное дробью.
Читать дальше