Евгений Войскунский - Командировка

- Знакомьтесь, - представил Сорочкин. - Спецкор "Большой газеты" из Москвы Дмитрий Рассохин. Главный строитель "Пожарского" Шуршалов Иван Евтропович.

Обменявшись рукопожатием, мы сели за столик. Главный строитель быстро хлопнул стакан местного полусладкого и принялся очень громко, словно на митинге, поносить нынешние времена, федеральные и городские власти, а также негодяев, норовящих украсть с крейсера все, что на нем есть.

- Вчера унесли пеленгатор с крыла мостика, - кричал он. - На кой черт им нужен пеленгатор? Нет, тащат все! Подбираются к навигационной рубке, рубка на запоре, но их не останавливают никакие замки! Воровская страна!

- Разве крейсер не охраняется? - спросил я и отхлебнул из стакана. Вино и впрямь было приятное.

- Охраняется, конечно. Но охрана - солдаты местного полка, которым платят ничтожное жалованье. Могут эти мальчишечки, я вас спрашиваю, устоять перед взяткой?! - Голос Шуршалова выдал мощное крещендо.

- Неужели никого из воров не поймали?

- Ловили! Я сам неоднократно. Но они неуязвимы. Все равно, говорят, крейсер идет на продажу.

- Сколько примерно нужно денег на достройку?

- Четыреста миллионов. Главным образом - на электронику, на зенитно-ракетный комплекс. По проекту крейсер должен был стать ультрасовременным боевым кораблем. А теперь, через столько лет... Шуршалов горестно махнул рукой и влил в глотку еще полстакана.

- Если он все равно безнадежно отстал... ну, морально устарел, что ли, - сказал я, - то, может, действительно имеет смысл его продать...

- Ни в коем случае! - Главный строитель трахнул кулаком по столику. Столько в него вложено труда и... Дайте средства, и мы сумеем сделать вполне боеспособный корабль. Я писал об этом во все инстанции, на самый верх писал - ни один гусь не откликнулся. Им плевать на крейсер, на оборонную мощь, на все им плевать, лишь бы усидеть в своих вонючих креслах.

- Иван Европович, - начал было я, но он меня перебил:

- Евтропович!

- Простите, Иван Евтропович. Сегодня прилетел сюда Головань...

- Какой Головань?

- Ну, Игнат Наумович, депутат, председатель фракции...

- А, Игнат Наумыч. Он же из этих мест, из Гнилой слободы. Ну и что Головань?

- Он сторонник достройки крейсера. Надо бы вам к нему обратиться.

- Пробиться, - поправил меня Сорочкин. - Через кордон охраны местных политиканов.

- Пробьюсь, - пообещал Шуршалов и яростно поскреб небритый подбородок. - А вас, Распопов...

- Рассохин, - поправил я.

- Вас попрошу написать в газету. Мы все еще, черт дери, великая держава, хотя и отодвинутая на задворки. Нам нельзя без сильного флота. Крейсер "Дмитрий Пожарский" должен войти в строй.

Я подумал, что очерк можно начать с этих слов.

После его ухода Сорочкин подсел к телефону:

- Будем теперь отлавливать нашего Ибаньеса.

- А кто это?

- Председатель горсовета, по-старому, мэр. Родриго Ибаньес Михайлович Сидоренко. В городе его называют просто: наш Ибаньес.

Пока он трудился у телефона, я подошел к окну. Площадь отсюда, с третьего этажа, выглядела почти как во времена реформ. Горожане толпились у палаток-киосков, у некоторых стояли длинные очереди. Что они там покупают? - подумал я. С тех пор как исчезли импортные товары, торговля в стране резко оскудела. А здесь, гляди-ка, что-то еще осталось. Ну да, юг. Фрукты-овощи. А очередь, наверное, за маслом, за сахаром, которые отпускают по талонам.

У гостиничного подъезда хлопотали в поисках корма голуби. Один из них вдруг распустил веером одно крыло и стал, курлыча, кружиться вокруг сизой голубки.

- Дмитрий! - позвал Сорочкин. - Наш Ибаньес на проводе.

- Здравствуйте, Родриго Михайлович, - сказал я в трубку, пропуская это дурацкое "Ибаньес". - Я Дмитрий Рассохин, спецкор "Большой газеты"...

- Знаю, уже знаю, - послышался высокий, немного в нос, голос. - А по какому делу пожаловали в наши края?

- По поводу крейсера "Пожарский". Когда вы смогли бы меня принять?

- Так. "Пожарский", понятно. Ну что ж, подгребайте к трем часам. Раньше не смогу.

- Хорошо, - сказал я, - в три часа.

Мы договорились с Сорочкиным, что он заедет за мной в час. Мне хотелось сначала прокатиться в порт, посмотреть на крейсер, стоящий у стенки судостроительного завода.

Мы допили вино. Сорочкин уехал в свою редакцию, а я решил прилечь отдохнуть. Скинул куртку и ботинки, взял с кровати одеяло и улегся на диван. Посплю часика полтора. По привычке двух последних лет перед сном я вызвал в памяти лицо Насти.

Садясь в потрепанный "Москвич", я взглянул на Сорочкина. Вид у него был серьезный, сосредоточенный. Вместо джинсовой куртки - широкий полотняный китель, как у пожарного.