– Кто я? – спросил стоящий на улице человек. Он непонимающе смотрел на меня.
Я осторожно прикрыл дверь.
Комната сиротливо пуста: кровать, грубо сколоченный стол и шатающийся стул; холодные голые стены. Неужели это мой дом? На столе лежала записка, придавленная круглым устройством с кожаным ремешком. Сквозь стекло мигала стрелка, освещая пожелтевшую бумагу красными сполохами.
«Возьми», – было написано в записке корявыми буквами.
Я умею читать! Я схватил валяющийся на столе карандаш и вывел букву «В» под надписью. Затем «о», «з»… Так и есть – это мой почерк, мои каракули. Я оставил записку самому себе. До того, как все забыть.
Осторожно я застегнул устройство вокруг левой руки. И увидел… От ладони до локтя руку делили на равные промежутки тонкие шрамы. Правая рука коснулась ножен с изогнутым клинком на поясе. Я достал нож, повертел на ладони, прикоснулся пальцем к острому лезвию, а потом быстро провел по левой руке, оставляя порез. Возле локтя. В свободном месте.
Побежала тонкая струйка крови.
Зачем я это сделал?..
…– Ты отмечаешь шрамами каждое Очищение? – поинтересовался Жаб. – Люди столько не живут.
– Я знаю.
Наш мир вращается вокруг солнца, отсчитывая время. Короткая весна, наполненная бурными потоками и небесными радугами, сменяется засушливым летом и морозной зимой. Человеческая жизнь – сто пятьдесят оборотов. Максимум – двести. Не более. Каждые сто оборотов мы теряем память. Пропадают накопленные знания. Остаются лишь простые умения – читать, писать, разговаривать.
Жить.
Каждые сто оборотов – Очищение.
И мы рождаемся вновь, но уже взрослыми. Мы не помним, кто мы, как раньше жили, о чем мечтали и к чему стремились. Мы снова начинаем с чистого листа. Восстанавливаем свои жизни по записям, по строчкам в записных книжках. А в храме Времени монахи принимаются за свой отсчет до запретного числа. Мы не пишем его, не произносим. Число, означающее конец нашей жизни и новое рождение после Очищения, мы отмечаем штриховой линией.
«Я тебя помню», – говорим мы друг другу при встрече.
Но это – ложь.
Мы не помним ничего после Очищения. У нас есть только странные сны, словно отголоски прошлых жизней.
– Да, ты прав, люди столько не живут, – повторил я вслед за Жабом.
На левой руке – десять тонких линий-шрамов.
– Ты идешь в горы, чтобы найти себя? – поинтересовался зеленокожий.
– Может быть, – ответил я. – Ложись спать. Я первый на страже.
Жаб тут же воспользовался моим советом – шлепнулся на живот и мерно засопел. А я остался наедине с костром. Языки пламени освещали ночной мир, вырывали у него крошечное пространство, в котором можно было жить. Казалось, что там, в темноте, ходит, поджидая добычу, кто-то большой и страшный. Костер боязливо вздрагивал от дыхания огромного невидимки. Где-то в вышине пищали быстрые летучие мыши, гоняясь за ночными бабочками. Толстые крылатые насекомые прилетали к огню, врывались в круг света и погибали, вспыхивая яркими искорками. Черный мир тьмы вокруг жил своей собственной жизнью. Непонятной. Враждебной.
Чуждой.
Да, мы чужие на этой земле. Люди отвоевали себе пространство для жизни. Мы прибыли сюда откуда-то издалека, но не можем вернуться назад – Очищение отобрало у нас этот шанс. Мы обречены вечно забывать и вечно искать самих себя.
Вновь и вновь я вспоминаю мгновения ярких сновидений, выхватываю из тьмы кусочки счастья. И не могу вспомнить.
Кажется – еще чуть-чуть, напряги память и увидишь то, что является тебе во снах.
Но чуда не случается.
Я робко прикасаюсь к единственному видению, словно боюсь полностью вспомнить и осознать, и тогда запретное число заберет эту последнюю частицу меня.
* * *
Теплые и ласковые женские руки. Прикосновение локона мягких волос песочного цвета, пахнущих солнечным ветром и весной. Радостный, звонкий смех, от которого на душе становится хорошо и спокойно. Явь или сон? Было, не было? Сколько Очищений назад? Сколько я живу на этом чертовом свете?
Я не помню.
В этом мире у людей есть только короткая память с периодом от Очищения до Очищения.
Как вспышка сгорающей бабочки у ночного костра.
* * *
На небе сияли весенние радуги. Они играли яркими цветами и оттенками, сливались в вышине в замысловатые фигуры. Воздух наполняла водяная взвесь. Доносился рев бурлящих за городом рек.
Читать дальше