Виктор Эфер - Похитители разума

Предводителем и некоронованным королем дрессировщиков заслуженно считался месье Жако — француз, в прошлом — укротитель тигров. С ним произошла нашумевшая в свое время история: входя в клетку бенгальского тигра на глазах у тысячной толпы, артист почувствовал, что хищник разозлен и нервно хлопает по полу кольцеватым хвостом. Едва Жако протянул руку, приготовившись начать номер, огромная кошка когтистой лапой содрала с его лица, будто перчатку, кожу…

— Здравствуйте, месье Жако! Как поживаете? — поздоровался Боно Рито.

— Прекрасно! — ответил живой, зубоскалящий череп, для страшного представления одевший на глаза розовую, кожаную маску-очки.

Дрессировка прервалась. По треку бродили, опустив морды, унылые, полуголодные обезьяны.

Жако был незаменимый и непревзойденный дрессировщик; он подготовлял обезьян и собак для специальных и военных целей. Он был неумолим и беспощаден, не входил с животными ни в какие компромиссы. Когда он появлялся с бичом и начинал дресс, даже хитрящие обезьяны, чувствуя его превосходство, в точности выполняли все задания.

Одни — длинной вереницей носили дрова, складывали кирпичи, другие ездили на велосипеде.

— Выше! Выше голову! — кричал Жако зазевавшемуся велосипедисту-мартышке и кончиком длинного бича коснулся спины животного…

— Маки, Маки? — позвал Жако и подбежавшей обезьянке привязал тарелочную мину.

— Пиль!!!

Резвая Макки помчалась к макету деревянного танка. За обезьяной помчались овчарки, выполняя ту же работу, но гораздо чище, осмысленнее.

— Как вы думаете, для подрыва неприятельского танка, лучше использовать обезьяну или собаку? — спросил японец.

— Мое мнение вы знаете. Я всегда повторял, что для подобной операции собака более приемлема.

— Но для войны в тропиках обезьяна может сослужить гораздо лучшую службу, — возразил Боно Рито.

— Чем?

— Своей экзотичностью… Она возбудит интерес к себе со стороны экипажа и вернее доберется к цели, тогда как история с собакой уже известна и впервые применена японцами в этом году во время стычки на советской границе, — сообщил Боно.

— Благодарю вас за интересные сведения. Это мне не было известно.

— Я теперь слежу за всеми нововведениями в военной технике… Кстати, как идет дресс? — спросил директор.

— Нормально… Ваше задание проходит по учебному плану, без особых отклонений.

— Хорошо! Не буду мешать вам, месье Жако. До свидания!

— До. свидания, господин Рито!..

Боно Рито учил не только животных, но и дрессировщиков, действующих по одному, грандиозно задуманному и тщательно разработанному плану. Он остановился у второго трека.

Голодная, заморенная обезьяна протянула своему дрессировщику худенькую, волосатую руку за крошкой хлеба. Резким движением человек спрятал хлеб. Строптивое животное не сдавалось, отвернувшись, хитро делало вид, что его не интересует еда. Но голод мучил… Дрессировщик не звал и, казалось, тоже не замечал обезьянки…

Наконец, голод победил! Обезьянка подошла вплотную к человеку, первая ища сближения, заглядывая в глаза своему жестокому мучителю.

— Гип! Гип!

На этот раз, обезьяна сделала тройное сальто, уверенно протянула руку за хлебом и получила его.

— Гип! Гип!

— Как дресс? — спросил директор.

— Туговато. Эта обезьянка очень упряма, — ответил старик-дрессировщик.

— Больше терпения, господин Шпильман, более настойчиво обращайтесь с животными. Откиньте компромиссы и поблажки. Обезьяны чувствуют ваше доброе сердце. Жестче, пока они не сели вам на голову.

— Хорошо, господин профессор, — дрогнувшим голосом произнес старик. Когда японец скрылся в дальней аллее, он обнял обезьяньего заморыша, отдал весь хлеб и они оба заплакали.

— У, изверг всего рода человеческого! — произнес добрый старик, показывая сжатый кулак в направлении, где скрылся японец…

Боно Рито дрессировал своих дрессировщиков, выполняющих все его требования и работающих по одному плану. Раздумывая о том, как лучше загрузить работой своих подчиненных, он медленно разгуливал по густому лесопарку.

Солнце уже высоко поднялось и просвечивало остро отточенными лезвиями сверкающих клинков. Лучи прощупывали землю, влажную от прошедшего ночью дождя, пряную и пахнувшую весенней живительной силой.

Толстые серебристые стволы буков будто поддерживают зеленый шатер замечательного цирка…

Вот пробежал и остановился, высоко подняв прекрасную, гордую голову, великолепный пятнистый олень. Самец в нетерпении. Надоела скука и одиночество. Пробудились с весною новые силы. Он нетерпеливо взрывал стройными ногами землю, порыжевшие, опавшие листья. Олень прислушался и увидел за сеткой самку. Тогда в его глазах зажегся красноватый отблеск огня, пылающего в оленьем сердце.