София Протосовицкая - Избранные. Мистический детектив

– Вам нужно еще раз поговорить с Яной.

– Что, опять? Что на этот раз?

Ершов отвечает нетерпеливо и раздражённо, в трубке слышатся посторонние голоса.

– Я думаю, что она соврала. Она виделась с Дианой в день ее смерти. Диана была у неё дома.

Пауза.

– Это снова одно из ваших… озарений?

– Ну… да.

Раздражённый вздох.

– Слушайте, мне сейчас не до этого. Тут ребята в комнате Андрея нашли много всего интересного. Думаю, это он убил Диану. Все сходится.

Он рассказывает мне о найденных наркотиках и курительных смесях. О стихах в компьютере: все сплошь про сатану, агонию и смерть. О прощальной записке, которую можно толковать как признание.

– Но зачем ему было убивать свою девушку?

– А кто его знает. Может, поссорились. Парень повёрнут на смерти и сатанизме. Почитали бы вы его стишки…

– А что было в прощальной записке?

– Точно не помню, там по-английски. Типа, мы убиваем тех, кого любим.

– «Кто трус – поцелуем, кто смелый – ножом, но мы все убиваем тех кого любим». Оскар Уайльд.

– Чего? Слушайте, извините, мне сейчас правда некогда.

– Понятно.

– Всего хорошего. Вы нам очень помогли, – добавляет он торопливо, прежде чем отключиться, и я понимаю, что в моей помощи больше не нуждаются. Похоже, расследование для Ершова закончилось.

А моё продолжается. Оно похоже на постоянный спуск, погружение на самое дно кошмара.

Кирпичные корпуса дореволюционной постройки разбросаны без всякой системы: застывшие во времени, почти величественные в своей обветшалости. На всех дверях – замки, на всех окнах – решётки, и нигде ни вывесок, ни указателей. Я прохожу мимо двухэтажного здания без номера, обнесённого высоким забором с колючей проволокой. За корпусом номер тридцать один следует корпус восемь, затем три и одиннадцать. Мне нужен девятый. Я могла бы проблуждать здесь много часов, если бы я не знала дорогу. Я помню, где находится девятый корпус. Несмотря на все попытки забыть.

Это место кишит призраками и нечистью всех мастей. Они скалятся с зарешеченных мутных стёкол, выглядывают из-за колючей проволоки, высовываются из круглых чердачных окон. Я прикрываю ладонью левый глаз, чтобы не видеть их.

В корпусе номер девять, открытом для посещений, густая вонь ударяет в нос. Яростная, незабываемая смесь запахов мочи, экскрементов, хлорки и немытых тел. Я едва пересиливаю желание уткнуться носом в рукав и броситься вон, на свежий воздух, бежать от этого места сломя голову.

Нам разрешают поговорить в столовой, которая в это время пустует. Без косметики Яна выглядит моложе и беззащитней. Когда она видит меня, на ее лице не отражается ничего. Она садится напротив меня за стол, накрытый клеёнчатой скатертью, и когда она наклоняется, в разрезе больничного халата блестит тоненькая цепочка.

– Здравствуй, Яна. Как ты себя чувствуешь?

Глупый вопрос. Уж мне ли не знать, как ты себя чувствуешь.

– Здесь плохо. Я хочу домой. У вас нет сигарет?

– Сигарет нет. Посмотри-ка, что я тебе принесла.

Я достаю подарок – купленную по пути мягкую игрушку. Взгляд девочки оживляется.

– Ой, обожаю овчарок. Как вы узнали?

– Просто увидела и подумала, что тебе понравится.

– Спасибо!

Она берёт игрушку и прижимает к груди, отчего начинает еще больше походить на ребёнка.

– В прошлый раз мы не успели толком поговорить. Я журналистка, пишу статью про Диану, помнишь?

Яна кивает. Я совершенно спокойна и сосредоточена, вся моя нервозность испарилась. Я ловлю её взгляд, цепляюсь, начинаю погружение.

– Диана была твоей лучшей подругой. У вас, наверно, не было секретов друг от друга?

– Мы были как сёстры. У нас даже был свой язык, который никто кроме нас не понимал. Я скучаю, мне так плохо…

– Ты рассказала ей про твои… отношения с отцом?

– Да, только ей одной. Она поклялась никому не говорить.

Я начинаю видеть, пока ещё плохо: будто разглядываю фотографии плохого качества сквозь мутное стекло. Вижу двух девочек на высоком берегу реки, обе с косичками; они сидят рядышком, тесно прижавшись и соприкасаясь головами.

Те же девочки, уже постарше, одетые в похожие розовые курточки и розовые кеды идут по обочине дороги, взявшись за руки, пытаются тормознуть попутку. Одна из них показывает средний палец вслед проносящемуся мимо автомобилю.

Снова на берегу. Одна головка стала черной, волосы рваными прядями падают на лицо, вокруг вьётся дымок сигареты. Девочки держат что-то в ладонях: тоненькое, серебристо мерцающее. Две цепочки, на каждой – кулон, формой похожий на изогнутый лепесток. Соединяясь вместе, лепестки образуют сердце. Я в твоём сердце, ты в моём. Теперь рисунок и надпись обретают смысл. Значит, вторая половинка была у Дианы.