Кейт Лаумер - Берег динозавров [Империум. Берег динозавров. Всемирный пройдоха]

Я полез наверх к решетке, опираясь на заржавевшее железо, чтобы облегчить нагрузку на руки. В системе обороны не было ни одной дыры, на что мы так надеялись. Гастон отправился вниз и нырнул в канаву, пытаясь найти нижний обрез решетки. Может быть, мы сможем поднырнуть под нее?

Внезапно я почувствовал, что скольжу вниз.

Ниже меня Гастон карабкался наверх, беззвучно ругаясь. Моя хватка была твердой, и я моментально понял, что это скользит сама решетка. Она со скрежетом опустилась на четверть метра и с приглушенным лязгом остановилась. Ржавый металл не выдержал нашего веса. На левой стороне прутья были сломаны, и хотя свободное пространство было слишком узким, но, по-видимому, его можно было бы еще немного расширить.

Гастон уперся руками в стену и налег. Я занял место рядом с ним и добавил свой вес. Рама слегка повернулась, но потом заклинилась.

— Гастон, — сказал я. — Может быть, я смогу подлезть под нее и налечь с другой стороны?

Гастон отступил и я опустился в вонючую жидкость. Я просунул руку под решетку, затем опустился до пояса… до груди, толкая решетку вверх. Грубый металл царапал мое лицо и одежду, но я не сдавался. И пролез-таки под решеткой.

Я выполз наверх, весь истекая гадостью, и немного передохнул. Из тьмы позади Гастона раздался какой-то металлический лязг, и затем наша расщелина огласилась эхом пулеметных очередей. В проблесках выстрелов я увидел, как Гастон замер перед решеткой и… Он завис на одной руке, схватившись за решетку. Выстрелы продолжались, и на каменный гребень стены выскочило несколько человек. Гастон дернулся и выхватил пистолет.

— Гастон, — позвал я, — Скорее, под прутья…

Но это не имело смысла. Он был слишком велик, чтобы пролезть.

Один из стражников, держась за гребень стены одной рукой, стал осторожно спускаться к проему, закрытому решеткой. Он высветил нас фонариком, и Гастон, продолжая висеть на одной руке, выстрелил в него. Стражник упал в поток, подняв тучу брызг.

Гастон, задыхаясь, крикнул:

— Это… все…

Пистолет выпал из его руки и тут же исчез в мутном потоке.

Я старался как можно быстрее, скользя и цепляясь, и не свалился камнем вниз только каким-то чудом. Мне даже удалось взглянуть назад, как только я очутился вне стены, на открытом воздухе. Двое солдат тащили изо всех сил заклинившееся в проеме тело. Даже в своей смерти Гастон прикрывал мой отход.

Я, притиснувшись к степе, стоял с пистолетом в руке. Улица была пустынной. Должно быть, охранники решили, что поймали нас в западню и поэтому с этой стороны стены никого не было. Я отошел на несколько шагов от стены и выглянул за угол. На площадке башни двигалась тень. Там до сих пор дежурил только один часовой. Это он, должно быть, услыхал шум опускающейся решетки и поднял тревогу.

Я выглянул на улицу и узнал Оливковую аллею и ту улицу, по которой я уже имел счастье пройтись десятью днями ранее. Она спускалась вниз, поворачивая направо. Именно туда я должен пройти — через открытую улицу, под огнем пулемета. Я хотел бы еще на некоторое время остаться в тени башни, но этого нельзя было делать.

Я рванулся вперед, только бег мог снасти мне жизнь. Прожектор зашевелился, качнулся из стороны в сторону, обнаружил меня и отбросил мою тень на пыльные стены и шаткие булыжники. Инстинкт подсказал мне рвануться в сторону. Как только я это сделал, затрещал пулемет, и пули засвистели по камням слева от меня. Сейчас я был в тени и мчался под защиту изогнутой стены, маячившей впереди. Круг света все еще искал меня, когда я нырнул за поворот. Я бежал в полной тишине. Обитатели этих покрытых шрамами домов научились сидеть тихо за закрытыми ставнями, когда шла стрельба на узких улочках.

Я прошел мимо того места, где погиб Грос и помчался дальше. На значительном расстоянии от меня снова и снова раздавался свисток часового. Случайный выстрел взбил пыль впереди. Я продолжал бежать.

Вдруг до меня донесся звук бегущих ног. Я быстро пробежался взглядом по темным лавчонкам, пустым и жалким, пытаясь отыскать ту, которой мы воспользовались в тот день, когда уходили из дворца, там, где восседала старуха со своим хозяйством из глины. Эта лавчонка, насколько я помнил, была крохотной, с обшарпанным серым навесом впереди нее и черепками разбитых горшков, разбросанными перед дверью.

Я почти прошел мимо, но вовремя спохватился, притормозил и нырнул под навес, едва справившись с жестким брезентом, я с трудом нашел проем и протиснулся в него.