Виктор Гончаров - Под солнцем тропиков. День Ромэна

Скоро на землю полетели сочные зеленые кисти. То были цветочные почки капустной пальмы. Вслед за ними соскользнул вниз ликующий Дой-на. Он нисколько не хотел удерживаться от хвастовства, — излишняя скромность была ему чужда. К сожалению, Петька не понимал его хвастливых речей, что не помешало ему ответить на них парой теплых слов.

— Ах ты, крокодилище-крокодил! — воскликнул он тоном похвалы и изумления.

— Лёкодиль… — повторил Дой-на и удовлетворенно закивал головой.

С последними словами он выплюнул изо рта двух жирных розовых гусениц и самоотверженно передал их Петьке для съедения. Петька взял гусениц и, недолго думая, раздавил их ногой. Это был варварский поступок, совершенный в оторопелости. Дикарь вытянул лицо, засверкал глазами и обнаружил желание крупно разругаться. Но Петька пресек это желание в корне, торжественно заявив, что крокодилам не следует выходить из себя, так как раздражение портит пищеварение.

— Лёкодиль… пищрение… — подумав, согласился Дой-на. Затем, отделив половину капустных гроздей для себя, другую половину он отдал Петьке.

Этот сорт пищи пионеру более пришелся по душе. Грозди вкусом своим напоминали ему те самые яблочки с далекого пустыря, от которых, когда их ешь, невольно зажмуриваешься.

Подкрепившись, приятели тронулись далее.

Где эвкалипты из великой семьи своей выдаются яркой, сметанного цвета корой и непролазно, непроходимо стоят заросли австралийского «чайного дерева», где благородный мирт со снежно-восковыми цветками распространяет кругом пряный аромат, где по белому речному песку растыканы редко гигантские деревья-бутылки, — там, в маловодной Австралии, ищи воду, ибо где нет ее, где подпочва лишена влаги, эти диковинные и чудесные деревья не растут.

И вот — такая местность. Широкое и глубокое русло некогда многоводной реки. Ныне, вместо реки, игривая речушка змеится в ярких зеленях. Но почва кругом пропитана влагой — память о бурном весеннем половодьи, когда вместо змеистой речушки мчался грозный поток.

Теперь на белом искристом песке спокойно красуются мирты, торчат там и здесь деревья-бутылки и зеленым сплошным барьером заполняют все промежутки «чайные деревья». Это в русле. А по высоким берегам расположились каймой красавцы-эвкалипты, с белой кожей и голубовато-серой листвой. Их трехобхватные стволы с далекого расстояния сливаются вместе и кажутся богатырским частоколом, замыкающим русло с обеих сторон. Вверху же, в знойном небе, перпендикуляром к земле, колдует ослепительным огнем тропическое австралийское солнце.

Таков растительный мир в этом сказочном уголке, в этом веселом оазисе, зеленой лентой упавшем на необозримую гладь унылых пустынь. А мир животных? Королевские тигры, ягуары и леопарды, таящиеся в зарослях у реки; вертлявые обезьяны на ветках дерев; быть может, слоны, антилопы и зубры возникли уже в виде заманчивых образов в воображении читателя. Его разочарую я. Хищников нет в Австралии, за исключением одичавшей собаки динго. Нет обезьян, слонов, антилоп и зубров. Австралийская фауна оригинальна, но очень бедна. Здесь водятся животные, давным-давно вымершие в других частях света. Самым крупным из них является кенгуру, рост которой в сидячем положении достигает роста человека. Самым оригинальным — утконос, с которым нашему приятелю Петьке уже довелось столкнуться. Еще замечательны: ехидна или колючий муравьед, несущий яйца, как птица, и вынашивающий их в кожной сумке на животе; австралийский медведь — безобидный тупой карапузик, живущий на деревьях; летучие лисицы и мыши; кенгуру-крыса — настоящий карлик. Все это — животные сумчатые, животные, остановившиеся в своем развитии в те незапамятные времена, когда человек в образе человекоподобной обезьяны лазил по деревьям, в трудных местах помогая себе хвостом.

Но и этих животных не видно в благодатном русле реки, не видно потому, что образ жизни их — преимущественно ночной. Лишь мир пернатых, которыми славится Австралия, представлен здесь достаточно полно.

Высоко над землей в дымчатой кроне эвкалиптов пестрят яркие пятна. Одни из них белы, как снег, другие красны, как кровь, третьи — бледно-розового цвета, цвета утренней зари. Тут же пятна, синие, желтые, зеленые и голубые — всевозможных оттенков, фантастических сочетаний. Пятна многочисленны, вертлявы, крикливы. Резкие, неприятные голоса, гомон ужасный… Читатель догадался, что я говорю о попугаях.