Кирилл Воронцов: На краю неизвестной дороги

Кирилл Воронцов

НА КРАЮ НЕИЗВЕСТНОЙ ДОРОГИ...

Хочется встать и пройтись. Куда-нибудь, совершенно неважно, просто чтобы размять ноги. Они затекли: наверное, я уже долго сижу на одном месте.

Я поднимаюсь с раскладного походного кресла. Медленно оглядываюсь, словно не могу вспомнить, откуда я пришел. Хотя и в самом деле, не могу. Словно что-то не дает прорваться наружу воспоминаниям, что-то сильно смахивающее на амнезию.

Здесь довольно красиво. Кресло стоит на крутом и высоком холме, чье подножие полностью заросло кустами вереска. Чуть выше по склону - жиденький лесок: березки, осины и ясени тихо шелестят от легкого ветерка, дующего откуда-то с юга. Кажется, с юга; я не могу сказать уверенно, поскольку солнце еще высоко в небе. Сейчас, несмотря на ясный день, нежарко - наверное потому, что недавно прошел дождь, и редкие рваные тучи пролетают над моей головой, исполняя свой загадочный танец. Солнце то скроется за ними, то вынырнет вновь и блеснет отражением в речушке, змеящейся у подножия холма.

Вдали видна еще одна гряда холмов, похожих на этот, словно близнецы. Тот же вереск и чахлые деревца не склонах.

Между ними, в промоине речушки, довольно далеко отсюда, зеленеет молоденький лесок, почти сплошь состоящий из тонких, словно прутики, березок. Мне кажется, что я там уже был и спускаться вниз неинтересно. А хочется пройтись.

Едва приметная тропинка позади кресла вьется куда-то вдаль, на другую сторону холма и исчезает в рощице. Может быть, стоит пойти по ней? Кресло лучше оставить здесь, кто его стащит в такой глуши...

Я разминаю уставшие ноги и медленно бреду к противоположному склону. Под ногами осыпается земля, камешки скатываются на дно ложбинки, которую я неспеша перехожу.

Неожиданно из-под самых ног с испуганным писком выскакивает сеноставка и ныряет без задержки в норку. Я останавливаюсь и стараюсь спрятаться у корней ясеня. Спустя несколько минут она снова появляется, высовывает любопытный острый нос. Бусинки-глаза беспокойно бегают вокруг. И замечают меня. С приглушенным писком сеноставка ныряет обратно в убежище. Мне ничего не остается, как продолжить свое путешествие.

Вид с противоположного склона холма совершенно другой. Голая, лишенная всякой растительности равнина простирается до самого горизонта. Никаких вересковых зарослей, только чахлая травка кое-где пробивается сквозь голую почву, словно недавно кем-то вспаханную.

Я спускаюсь вниз.

С каждым шагом деревьев становится все меньше, они все слабее и невзрачнее. Почти у самого подножия и вовсе исчезают. Тончайший слой почвы осыпается под ногами, обнажая сухую глину и камни, с шумом скатывающиеся вниз по склону.

Тропка неожиданно растворяется, словно упираясь во что-то невидимое. А я оказываюсь в сухих зарослях какой-то метелочной травы. Такой еще мне не доводилось видеть. Солома ее довольно жесткая, но ломается легко, с хрустом, разбрызгивая облачко пыли. Метелки также пылят, пока я продираюсь сквозь заросли. Пройдя десять-пятнадцать шагов, я оказываюсь полностью покрытым этой пылью. Когда я выбираюсь на равнину, то первым делом начинаю отряхивать разом ставший серым костюм. На это уходит порядочно времени.

Земля под ногами становится рыхлой и рассыпчатой, пересушенной. Я с изумлением беру в руки комок почвы, и он тотчас стекает, просачиваясь у меня между пальцами. Почти пыль. В ладони остается несколько мелких камешков, солома да зеленая былинка, каким-то чудом умудрившаяся выжить среди пустыни.

Я бреду дальше. То здесь, то там встречаются зеленые островки, но их немного, и мне не хочется заходить на них, оставляя глубокие следы от походных башмаков. Почва на островках более плодородна, и шансов выжить тут у растения намного выше.

Солнце начинает медленно клониться к западу. Холодает. Я прошел пешком несколько километров по выжженной земле, но до горизонта пейзаж столь же уныл и безрадостен.

Нерешительно я поворачиваю назад. Неожиданно замечаю невдалеке какую-то корягу и направляюсь к ней... Все-таки интересно узнать, кто же я такой и как попал в этот мир.

Присаживаюсь на корягу (некогда это была ель; голый ствол до сих пор слабо пахнет смолой и белеет, словно скелет неведомого чудовища, погибшего в пустыне от жажды). Мысли мои плавно текут, останавливаясь то на одном, то на другом, но в них нет и намека на мою персону. Словно они принадлежат другому человеку. Наконец я бросаю бессмысленное копание в собственной памяти и, решительно поднявшись со ствола, быстрым шагом возвращаюсь к темнеющему на фоне заходящего солнца лесу. Отсюда холм, с которого я начал путешествие, кажется далеким вулканом, затерянным в бескрайнем неподвижно застывшем море. За ним виднеется гряда на противоположной стороне долины; лесок уходит к югу. И более ничего. Остальное пространство занимает бесплодная земля.