Сергей Галихин: Эра Водолея (главы из романа)

И он не ошибся.

Сзади загремели обломки мебели, скрипнули осколки стекла. Зубков обернулся и увидел идущих к ним монашку и двух бородатых мужчин. Все они были в белых балахонах и с сумками с красными медицинскими крестами.

Именно эта монашка позвала на помощь, когда увидела, как убивают женщину и ребенка, а священник пытался закрыть их собой.

Пострадавшим начали оказывать первую помощь. Встав на ноги, Костя, рванув ворот рубашки, пошел прочь из магазина. Ему было тяжело дышать. За четыре дня из благонравных и сердобольных людей горожане превратились в полную противоположность. До остервенения озлобленную толпу. «Нет, это не правда, что люди стали злыми, — рассуждал Костя, двигаясь в нескончаемом потоке восставших к Красной площади. — Это все сидело в них, как диверсант, и ожидало благоприятного случая. Случая остаться безнаказанными…»

Красная площадь и крыши стоящих рядом домов кишели объективами фотои видеокамер. Зубков стоял на площади недалеко от Исторического музея и лично видел, как восставшие кинулись на штурм Кремля. На площадь въехали машины с подъемниками, в люльки которых тут же полезли разъяренные дядьки с арматурой в руках. Откуда-то в огромном количестве появились раздвижные пожарные лестницы. Машины с подъемниками подъехали вплотную к стене, выдвинули для устойчивости лапы и начали подъем. В считанные секунды стены древней крепости превратились в муравейник.

Не успели пожарные лестницы приставить к стенам, как раздались первые автоматные очереди. Солдаты получили приказ на Красной площади стрелять только в воздух. Восставшие, как спелые яблоки, посыпались с лестниц и подъемников. Все, кто был на площади, бросились врассыпную. Низко пригибаясь, Костя забежал за угол Исторического музея и продолжил наблюдения оттуда. Через секунду он заметил идиота, оставшегося на площади и снимавшего на видеокамеру все происходящее. Сумасшедший был высоченного роста, тощий, как черенок от лопаты. Двух мнений быть не могло.

Это Ганс. Казалось, чувство страха у него просто отсутствовало. Наркотик профессионального азарта подталкивал его в спину и шептал на ухо: снимай, снимай, снимай…

Ворота Кремля открылись, и на Красную площадь высыпали солдаты внутренних войск. Они были в бронежилетах и шлемах с опущенным забралом из пуленепробиваемого пластика. В руках у них были короткоствольные автоматы Калашникова. Солдаты постреливали в воздух, щедро осыпая булыжник гильзами, и передвигались неспешно, давая восставшим возможность покинуть площадь. Следом за пехотой на брусчатку выкатили бронетранспортеры. Солдаты прошли мимо немца и не тронули его.

Бронетранспортеры веером разошлись по площади и втянулись в прилегающие улицы. Зубков не рискнул рассчитывать на свою мифическую неприкосновенность, хотя и проверил серебряную карточку, лежавшую в кармане рубашки, застегнутом на пуговицу. Да и смысла оставаться на Красной площади уже не было. Восставшие отступили.

Два мотострелковых взвода, подошедших со стороны Лубянки, оттесняли толпу в сторону Садового кольца. Втянув голову в плечи и прижимая правой рукой предусмотрительно захваченную в редакции противогазную сумку, Зубков побежал к Крымскому мосту. Автоматная очередь хлестанула по старенькому «Москвичу», брошенному на Манежной площади, его стекла с «шорохом» осыпались на асфальт. Зубков увеличил скорость и запетлял по Моховой, словно заяц.

«Внимание! — разнесся по воздуху суровый голос диктора. — С двадцати одного часа и до семи утра в городе вводится комендантский час. Все передвижения без специального разрешения комендатуры запрещены.

Сохраняйте спокойствие. Ситуация в городе находится под контролем».

Костя взглянул на часы. Двенадцать минут десятого.

Зубков был одним из последних, кто бежал от Красной площади. Еще пересекая Большой Каменный мост, он видел впереди около двух десятков затылков. У развилки Большой Полянки и Большой Якиманки взорвались два дымных снаряда, один дальше другого на десять метров, и все затянуло серым вонючим дымом. Когда Костя выбрался из дымовой завесы, впереди уже никого не было. Очевидно, все побежали по Большой Полянке, а Костя незаметно для себя взял гораздо правее.

За двести пятьдесят метров до пересечения Большой Якиманки с Садовым кольцом, ощетинившись кусками ржавых труб и прочего металлолома, возвышалась баррикада самооборонщиков. Над баррикадой развевался Андреевский флаг. Размышляя о его происхождении в этом конкретном месте, Зубков споткнулся и упал на асфальт от сильного толчка в спину. Толчок в спину был взрывной волной от танкового снаряда, разорвавшегося где-то рядом. Прокатившись кубарем по инерции несколько метров, Костя попытался подняться на ноги и снова упал. От легкой контузии в голове у него что-то звенело. Над баррикадой виднелись несколько голов в каких-то одинаковых шапочках. Кажется, беретах. И кажется, черного цвета.