Кристина Тарасова - Карамель

— Не обращай внимания, старик любит запугивать и новеньких и старожилов, — поясняет мне юноша, но я уже думаю об ним — здесь общедоступно то самое молоко, которое, по сути, могут позволить себе только богачи и элитные управляющие Северного района.

— Нас бы могли уже давно отлучить от Нового Мира и истребить, — говорит Серафим, когда я вновь любуюсь солнцем. — Но людям с поверхности нужны кое-какие предметы из Острога.

— Продукты? — уточняю я.

— В основном, да. Иногда растения. Все лекарства делаются на основе трав, которые собирают у нас. Деревья для декора тоже поставляем мы. Вроде как изгои, но в нас нуждаются. Новый Мир не существовал бы без Острога. Так же как лидер не существует без изгоя.

— Инь и Янь, — добавляю я.

— Именно, — посмеивается Серафим. — Но я до сих пор не могу понять, кто из нас темная сторона, а кто светлая… — он задумывается. — А где мой подарок?

— Остался дома, — признаюсь я и тут же исправляюсь, — остался в Северном районе по улице Голдман.

Мы обмениваемся смешками, однако Серафим все равно говорит, чтобы я не стеснялась своего былого дома и смело называла его таковым в разговорах с другими. Я спрашиваю, что означает буква «К» на подаренном кинжале. Ответ более, чем ожидаемый «От имени Карамель» — опять шепотом ветра роняет юноша и ведет меня по тропинке мимо домов. Я хочу возразить ему, хочу опять задаться вопросом о том, зачем дарить нечто дорогое тому, кого ты даже не знаешь, но Серафим опережает меня.

— Я сам делал его. Не пугайся. — Улыбка тянется по всему лицу. — Признаюсь, я занимаюсь изготовлением оружия, тем и зарабатываю на жизнь. Иногда катаюсь на поверхности, а иногда…

— Занимаешься похищением дочерей управляющих, — подчеркиваю я. — Ну да, у всех свои хобби. Так про что говорил тот мужчина? Что за случай?

Серафим сильно хмурится, не принимая мою шутку.

— Еще несколько месяцев назад сюда имел доступ любой человек с поверхности, — начинает он. — В основном, соглашались на путешествия в Острог подростки, которые не принимали определенные лекарства для своего возраста и которых распирало от интереса повидать мир «низших людей». Случился инцидент: один мальчик так грезил поездкой к нам, но его родители узнали об этом. Он из Северного района, что еще удивительнее. Обычно сюда спускаются из Южного района — все-таки ближе по духу люди. Нас чуть не отсекли от Нового Мира из-за этого.

— Что спасло положение? — спрашиваю я.

— За нас замолвил слово один из старожилов Нового Мира, — хитро улыбается юноша, а затем быстро меняет тему: — А почему тебя назвали Карамелью, Карамель?

— Да потому, что все гадкое поначалу сладко, — усмехаюсь я.

Мы сворачиваем на бетонную дорожку и поднимаемся на холм — там стоит большое, изогнутое в полукруг здание.

— Что это? — спрашиваю я.

— Резиденция. Здесь живут все с поверхности. Здесь живу я.

— Ты так и не рассказал, как попал в Острог.

Мы пересекаем калитку и идем по каменной дорожке, в правой внутренней части двора искусственный пруд, в левой части стоят пустые шезлонги.

— Родился, — сухо отвечает Серафим. — Мой отец — один из старожилов. Подружка, которая от него забеременела, была несовершеннолетней, и он отправил ее сюда.

— И где они сейчас?

— Мать умерла, а отец все еще в управлении. Конечно, бывает у нас… у меня. Но редко. Старается незатейливо переводить людей в Острог. Это он помог угомонить недовольных управляющих.

Киваю, и мы заходим в резиденцию. Освещенный коридор раздваивается как язык у змеи, хрупко-зеленый цвет плывет по простым обоям, желтые вкрапление под потолком добавляют окраса: мы внутри твари.

— Почему ты пошла со мной? — остановившись, вдруг задается вопросом юноша. — Почему поверила?

— Богатые, по сути, не живут, а бедные просто не выживают. Мне надоело это, понимаешь? — Мой ответ сполна устраивает его и, мягко пожав плечами, он выражает полное согласие. — Поверхность постепенно топит, медленно погружает обратно в воду и так до того момента, пока пятами не коснешься дна — воздух пережимают и позволяют захлебнуться. Я не хочу жить в таком мире.

Мы идем по правому коридору, выбираем правый острый наконечник языка змеи.

— Все мы спасаем сначала себя, — без утайки выдаю я. — Вот и я хотела спастись, но дорога эта заставила обдумать множество вещей.

Лицо Серафима ничего не выражает, и этого я боюсь больше всего — отголоски былого Нового Мира и фарфоровых кукол, что небрежно отталкивают тебя своим ропотом. Я решаю не продолжать мысль: хороню ее где-то на уровне сердца, чуть выше — к горлу, чтобы, в случае чего, можно было откопать ящик с размышлениями и поперхнуться песком.