Кристина Тарасова - Карамель

— И ушла?

— И ушла. — Она встряхивает плечами — я впервые вглядываюсь в черты ее лица, и признаю в ней маленькую копию себя: глаза той же формой и тем же цветом, с тем же ехидством и злой усмешкой, которая присуще старшей Карамель — но уже взрослой; в ее возрасте я не обладала таким характером и выдержкой. Признаюсь, что Золото пойдет дальше меня — она впитала все намного больше и лучше, оставаясь не изгоем в семье просто потому, что наблюдала за этим изгоем со стороны и делала все возможное, дабы не оказаться на том месте. Она — вертлявая голубоглазая змея; стерва, я вижу, как в ее малых годах кроется женское коварство и лукавство; не прямота и отчуждение — мои, а свой пакет качеств, который продвинет ее в Новом Мире куда дальше, чем я могла это вообразить для своей персоны.

— Не поверишь, но я горжусь тобой, — срывается с моего языка, ибо схоронить и эту мысль в своей голове я оказываюсь неспособна. — Почему ты так сделала?

— Может, ты меня и бесишь, но ты остаешься мне сестрой. Ничего с этим поделать не могу.

Изящный стан — вытянутая шея; гордая девочка, скоро девушка, еще дальше женщина — прекрасная и по правде величественная и великая: сейчас я как никогда раньше хочу наблюдать за ее становлением, за ее развитием личности, за ее проделками и словами, пророненными фразами и свершенными действами. Она мне кажется истинной Голдман, и, если у меня не удалось понести того по своим стопам, я всем сердцем желаю, чтобы сестре удалось.

Мысленно ударяю себе пощечину, за эти мысли — особенно за рассуждения о сердце. Не ври себе, Карамель, ты его выцарапала голыми руками и скинула в низовья Нового Мира. Может, поэтому тебя туда тянет сейчас? — некто нашел расколовшееся сердце в одной из черных зловонных канав, отчистил осколки, отмыл, склеил их, обработал, и оттого тебя зазывает в Острог — спустись и забери его, Карамель.

Сестра отпускает полотенце, сырой край его шлепает по моей ноге, а девочка недолго оглядывается. Я пытаюсь понять, о чем может думать эта маленькая, но такая умная, смышленая не по годам, поистине сообразительная и в каким-то жизненных делах зрелая девочка. Ей не посчастливилось стать сестрой меня, но ей посчастливилось появиться в семье Голдман — не без подводных камней и тараканов в голове, но зато богатой и успешной. Сдвигай, Золото, всех их — паука и богомола, уродливых кукол, прыгающих на веревках подле, распускай их и бери власть в свои руки — тогда наша улица не умрет. Тебе подвластно все, только поверь в свои силы, ибо именно поддержки со стороны мне не хватало в некоторые моменты моего бренного существования, так вот держи ее — я отдаю должное и свое место на троне Голдман.

— Спасибо, Золото, — смягчаюсь я и покидаю стены ванной комнаты, направившись в свою комнату.

Стеклянная банка лежит на боку, свет от непогашенной лампы падает на несколько свертков бумаги и перо, а чернильница по неясным мне причинам пускает содержимое свое по столу цвета горького шоколада. Паука на месте не видно — чертов озорник.

Я запираюсь в комнате изнутри, снимаю полотенце и рассматриваю себя в зеркало — нагота нисколько не смущает; наоборот: придает уверенности. Скрестив руки на груди и мысленно улыбнувшись — удостоив комнату лишь слегка вздернутыми кверху уголками губ, — я подхожу к кровати и аккуратно ложусь на заправленный шелковый плед, чтобы углы его не выпутались из-под матраса. Закрываю глаза и ощущаю — Отчаяние заменяется упоением. Я глубоко дышу, потому что это единственное, чем я могу заниматься на поверхности — это единственное, что имеется у всех живущих в нашем Мире людей. Это единственная дорогая услуга, которую мы уплачиваем в государственную казну — воздух с поверхности. Налог на воздух в Северном районе самый большой, самая дешевая цена распространяется по окрестностям уродливого Южного района — казалось бы, а чем он отличается?!

Сырость.

Сырость обвивает мое тело, как змея обвивает ствол дерева. Я укладываюсь левой щекой на подушку и открываю глаза — паук перебирается по ней и замирает недалеко от моего лица.

— Охотился? — усмехаюсь я вслух, и мы смотрим друг на друга.

Я хочу запомнить этот момент таковым, хочу запомнить Новый Мир таковым: пускай он остановится и даст мне немного спокойствия и расслабления — немного, умоляю. Я не хочу думать о чем-либо, я просто хочу дышать. Дышать на поверхности и знать, что завтра грязный запах использованных полотенец Картеля не ударит в мой нос, что незнакомый человек не попытается увязаться за мной в низовьях Южного района, что мой мир останется былым — Старым Новым Миром.