Кристина Тарасова - Карамель

Раздается женский крик, когда ничейный темный силуэт проносится мимо. Он — крик — повторяет о том, что все свершенное рано или поздно ударит со спины последствиями. Также он — крик — молит о возвращении сына, и он — крик — осуждает за недавние действия его — темный силуэт.

— Вколите ей снотворного, — еле слышно мямлит мужчина в халате, проходя мимо палаты, откуда доносится женский голос. — Три капсулы.

В окошко на двери смотрит медсестра.

— Три? — переспрашивает она. — А если… не проснется?

Интонация ее содрогается и падает под ноги, бьется о грязный кафельный пол и эхом звенит по коридору.

— Что значит «если»? — смеется врач и шагает дальше.

Крик следует за ним. Вой проносится по палате — по каждой палате, заглядывает к пациентам — к каждому пациенту, но стены больницы сдерживают его: не выпускают за свои пределы.

Крик уверяет о том, что она согласна закрыть глаза на все с ней сотворенное, если ей немедля вернут ребенка, но такого — увы — последовать не может. Медсестра смотрит на девушку — молодую, красивую, но невзрачную и бледную. Ее черты лица прекрасны, но сама она измучена.

Девушка ловит взгляд медсестры и шепотом молит о том, чтобы та принесла ей сына. Вой не останавливается, всхлипывания ударяются вместе с кулаками о кровать, ногти рвут простыни и больничную обыкновенную тишину. Женщина в белом халате порывается ей помочь, но должность обязывает к иному, правила подчиняют обратному. И тогда раздражающие ум и слух всплески чувств более не утаиваются сполна: женский голос указывает на том, что каждый, коснувшийся ее горя, потерпит наказание.

Эту девушку отправили в психиатрическую лечебницу сразу же после родов — несовершеннолетняя, доказывающая, что любит; сумасшедшая — не иначе.

«Мудрым в жизни бывает не тот, кто познал и познает науки, а тот, кто испытал и испытывает любовь», доказывает она сама себе в своих спутанных как улицы и мосты Нового Мира мыслях. Фраза эта глубоко засела в ней — паразит искусал все другие рассуждения и восприятия, капнул смолой и велел застыть. И только янтарные глаза могли бы напомнить ей истинность действий; та самая — настоящая смола.

Девушка шепчет «Отдайте мне моего мальчика…» — не громко и не тихо; стройно и грубо; вязко и вскользь. Кашляет и уже срывающимся голосом проклинает, повторяет «Отдайте мне моего мальчика, отдайте…» И в следующий миг, не сдержавшись, но издержавшись долго, взвывает о том, что никто не смеет поступать так с ней и ее сыном. Она бьет руками и ногами, плачет, ревет и трясет головой.

— Отдайте мне моего сына, отдайте мне моего…

— Б-Нель, моя родная, ты здесь? — спрашивает Серафим, проходя к шезлонгам во дворе резиденции.

Девушка лежит, держа на коленях маленького котенка песочного цвета с коричневыми пятнами, рассыпавшимися по всему телу. Он облизывает ее пальцы шершавым языком, на лице ее держится еле заметная улыбка.

— Б-Нель? — повторяет юноша и, заметив девушку, стремится к ней. — Кара вернулась к своей семье, она захотела остаться с ними.

— В нашем мире не хватает чего-то особенного, — шепчет девушка, и на глаза ее падает тень от зонта. — Чего-то, — продолжает она, — от чего обыкновенно заводится балерина в шкатулке и начинает грациозно крутиться на одной ноге, то приседая, то выпрямляясь…

Юноша останавливается, мрачнеет и оборачивается.

— Кир и Не-л-Ех остались в «Раниде». Район процветает, — уже не так радостно говорит он. — Откуда у тебя…

— Это Саят. — На лице девушки появляется широкая улыбка. — Присядь, мальчик мой.

Он послушно садится на край шезлонга, Б-Нель продолжает гладить котенка — вздыхает.

— Б-Нель, хватит, — просит он. — Мы договаривались. Я уже устал.

— Ты же знаешь, как я тебя люблю.

— А я люблю тебя. И ты это тоже знаешь. Ради тебя я сделаю все, что угодно.

Он наклоняется к ней, прикасается пальцами к щеке и целует в висок. Котенок успевает задеть своим языком тыльную сторону руки. Она сдавливает своей рукой его горло.

— Скоро АндеРоссия переберется на остров — в район «Ранид». И мы улетим вместе с ними, — шепчет юноша. — Мы оставим Новый Мир со всеми старыми воспоминаниями. Я хочу увезти тебя.

Чувство дежавю обволакивает его с ног до головы.

— Мы оставим Новый Мир со всеми старыми воспоминаниями, — повторяет он.

— Но себя-то мы увезем, — смеется в ответ девушка.

В этот момент он думает о том, что все года жизни вместе никогда не называл ее истинным именем и — поистине — даже не знал, грезила ли она тем или нет.