Эрнест Зариньш - Когито Нон Эрго

Среди прочих руководителей агропредприятий, мой взгляд зацепился за одну, уже известную мне фамилию. «Среди прочих мэр Сергиевский поблагодарил за возрождение города и создание множества рабочих мест для горожан гражданина Юрия Бесторнова…» Справа была расположена черно-белая фотография, на которой высокий темноволосый мужчина вручал какую-то награду полному человеку с короткой причёской, который носил старомодную рубашку со складками и золотую цепочку странной конфигурации прямо поверх неё.

Он напомнил мне про робин-гудов 90-х, я ещё про себя подумал, что наверняка цвет его пиджака малиновый.

Но, даже несмотря на ужасное качество фотографии, его лицо отличалось от простоватых, немного колхозных лиц «братков».

И, присмотревшись, я понял, почему у меня родилось такое ощущение. Глаза бизнесмена были пронизаны какой-то животной страстью. Зрачки пристально смотрели на оппонента, и тут я понял, на меня смотрело не лицо преуспевающего бизнесмена, а лицо хищника, серого волка, который ходит вокруг своей добычи, приглядывается, нюхает разгорячённый воздух своими большими ноздрями.

Ну да, они, бизнесмены, все на одно лицо. Хищники, ни больше ни меньше —подумал я. Я вспомнил, где мне ещё доводилось видеть этот странный, завораживающий взгляд.

На немногочисленных фотографиях с места проведения следственных экспериментов, когда камера выхватывала лица серийных убийц. Как я заметил уже давно, их глаза бывают двух видов.

Первый вот такой, непримиримый, недовольный, звериный взгляд, взгляд хищного зверя, который жизнью приучен плутать по неизведанным тропам, все наслаждение которого заключено в том, чтобы унюхать жертву слабее его, самого слабого на земле. Может именно эта жажда, этот поиск кого-то более затравленного и есть то изначальное, животное чувство, которое подвигает их мучать, издеваться, заставлять страдать невинных, уже изломанных и искалеченных? Навряд ли кто-то, включая их самих, когда ни будь сможет дать на это ответ. Но главное, что отличает их, это стремление властвовать в этом мире, где только сила, власть над другими человеческими существами имеет свою цену. Эгоизм, словно бы внедрённый в их сознание паразит, заставляет их, пользуясь мгновенными эмоциями, страстями, желаниями других людей, пользуясь извечными законами стаи и природы, овладевать их жизнью, ломать их жизненный уклад, обрекать их на муки.

Вторые же имеют абсолютно серый взгляд, как те самые забитые, они пытаются вырваться из ненавистного им мира, проходя через все стадии сумасшествия, избирая себе жизнь, полностью отрицающий жизненные парадигмы, все что они могут, это сломать в себе все законы этого мира, выйти из круга живущих, стать тенью, немым укором, стать ещё более ненавидимыми, они питаются этой мирской ненавистью к себе.

Ростовский маньяк, с его постоянными письмами к президенту, с его эпатажными выходками на суде был из второй касты, в то время, как Бесторнов и ему подобные, так же ненавидя род людской, но в то же время безнаказанно совершающие свои деяния, относились к первой категории. Впрочем, все нувориши одним миром мазаны- подумал я. Чем Бесторнов отличается от любого другого?

Другое дело, что я хотел всё же выяснить, как связан бизнесмен и пресловутая контора по изучению мозговой активности, которая вписала в название имя известнейшего учёного.

Но, в любом случае, пока что выяснить это не представлялось возможным. Я закрыл газету, и погрузился в дрёму, хотя внутренне и понимал, что спать сейчас было не самой хорошей затеей.

Я словно бы провалился в тёмную воронку, и внезапно понял, что я очутился действительно около воды, на нелюдимом пляже. Чайки надрывно кричали вдалеке. Волны шипели, накатываясь на холодный берег из тёмно-серой гальки, выступавший тут и там причудливыми валунами.

Я вспомнил одну песенку из 90-х годов, в клипе к которой присутствовал именно такой пляж. И слова сами собой стали доноситься вокруг меня.

The world was on fire and no one could save me but you, It’s strange what desire will make foolish people do…

Неожиданно тёплый бриз сменился довольно таки прохладным ветерком, который дул мне в спину, заставляя то и дело ёжиться. Внезапно сверху, со стороны нависающей над берегом скалы, отделилась фигура. Как будто бы по воздуху, почти не касаясь земли, подошла тёмная, как тень, и я увидел женщину, с вьющимися тёмными волосами, в платочке.

Она стояла рядом со мной, сжав тонкие губы, её взгляд выражал какую-то материнскую любовь, и в то же время странную безнадёжность. Словно бы она хотела чем-то со мной поделиться, но что-то её в этом сдерживало.