Юлия Власова - Таймири

— Маленький, да удаленький! — хлопала в ладоши Минорис. Зюм скакал, как резиновый мячик, вилял хвостом и выглядел абсолютно счастливым. Таймири на пару с Сэй-Тэнь заливалась смехом. А рядом, мокрый с головы до ног, стоял Остер Кинн и, прищурившись, созерцал закатное солнце.

Посчитав, что над ним насмехаются, капитан изменился в лице.

— Кто… без разрешения… пускает тут всяких… на борт?! — вскипел он.

— А почему им нельзя? — заикнулась Таймири.

— Нельзя, и всё тут! — отрезал Кэйтайрон. — Они даже не пассажиры.

Сэй-Тэнь легонько толкнула Остера Кинна в бок:

— Он будет жить в плайвере… Щенок тоже! — быстро добавила она.

— Это ничего не меняет, — взъерошился капитан. — Знаете закон сохранения массы? А энергии?

В последнее слово он вложил всё свое негодование. Судя по всему, физика в его памяти занимала особое место. Можно даже сказать, почетное.

— Я пловец, каких мало, — с достоинством отвечал Остер Кинн. — И большую часть дня буду проводить вне плайвера. За съестные припасы тоже не беспокойтесь. Меня вполне устроит сырая рыба.

— Ладно, будь по-вашему, — остыл капитан. Наблюдавшие за ним матросы знали, что затишье это временное, поскольку Кэйтайрон никогда не прочь выпустить пар…

Из-за сильного встречного течения шхуна немного кренилась влево, что, впрочем, не мешало Сэй-Тэнь не спеша прогуливаться вдоль ватервейса [1] Ватервейс — крайний пояс палубного настила, идущий параллельно борту. . Кто-то в «вороньем гнезде» распевал матросскую песенку. А капитан деловито отдавал команды:

— Поставить булинь по нижней шкаторине!

— Убрать стаксель!

— Накрутить стаксель с фалом вокруг штага!

Эти и прочие непонятные выражения долетали до Таймири, которая, устроившись в шезлонге, с закрытыми глазами слушала корабельную симфонию. А симфония была что надо: музыкально трепетал на ветру парус, музыкально скрипели мачты, и не менее музыкально клокотала река, где как раз купался Остер Кинн. Только чайки не кричали. Ни чаек, ни других птиц в стране Лунного камня уже век не видывали.

Чуть поодаль от шезлонга неопытный юнга учился промерять глубину с помощью разноцветного футштока. И было слышно, как его ругает старший по званию.

«До чего же всё-таки здорово валяться вот так, на солнышке, и ни о чем не думать. Плыть себе и плыть», — подумала Таймири. Приоткрыв глаза, она встретила широкий взгляд облачного ока в лазурном исчерченном небе. Этот новый узор из серебристых стратосферных облаков крепко завладел ее вниманием.

— Быть того не может! — воскликнул оказавшийся рядом философ. — Вот он, знак свыше! Небесный глаз!

Повернуть голову в сторону Диоксида стоило Таймири больших усилий. Ну, чего он раскричался? Подумаешь, какой-то глаз!

— Этой ночью нужно будет обязательно свериться со звездами, — сказал философ самому себе и важно прошествовал к каюте.

Ночью Диоксид как-то исхитрился погасить все навигационные огни, взять у капитана подзорную трубу и при этом не вывести его из себя. Смекнув, что на судне готовится нечто очень увлекательное, Остер Кинн поднялся по канату на палубу, не произведя при этом ни единого шороха.

— Вы смыслите в астрономии? — спрашивал философ, настраивая прибор. — Если нет, я научу. Вон Полярная звезда! А вон Южный Крест. Да, южная часть неба самая интересная… Гляньте-ка во-он туда!

Минорис безропотно следовала каждому указанию старика, и скоро у нее затекла шея. Потирая чуть ниже затылка, она начала осознавать, как тяжко приходится астрономам, когда они ночами напролет рассматривают звездное небо. Что касается Таймири, то ей дела не было до наставлений Диоксида. Подсунув под голову подушку, она улеглась прямо на лакированный настил, закинула ногу за ногу и мечтательно произнесла:

— Хотела бы я иметь такие глаза, чтобы видеть планеты и галактики без всяких там телескопов!

— Это не так уж и сложно, — на самое ухо прошептал ей Остер Кинн. — Нужно всего лишь заменить хрусталик трехслойным объективом и перевернуть светочувствительную поверхность глаза. Сетчатка, как ни странно, расположена у людей задней плоскостью к свету.

— Куда ни кинь — сплошь интеллектуалы! Просто диву даешься! — съязвила Таймири. Она перевернулась на бок, чтобы лицезреть физиономию этого умника. — А вы не боитесь капитанского гнева?…

Между тем лицо философа просветлело, руки задрожали, а глаза наполнились слезами восторга.