– Ну и хитрюга же ты, Курт, – засмеялась Лана. – Ракета-носитель, недоступные звёзды…
Довольный Курт показал ей язык.
– Вот будет Александру теперь на ком потренироваться в стрельбе, – добавила Лана.
– Брось, – лениво сказал Курт. – Он не боец.
– С чего ты взял?
– Был бы боец – уже женился бы на тебе.
– Развод для президента вообще сложная штука, а в католической стране – просто невозможная, – грустно сказала Лана.
– А я бы развёлся, – сказал Курт. – Попрут с президентского кресла? Ну и чёрт с ним. У меня такая профессия, что голодать я никогда не буду. И тебе на тряпки хватит, не боись. Потом ещё сами придут, будут просить, чтобы вернулся. Он тебя просто не любит. А я – люблю.
Лана приподнялась на локте.
– И всегда вы, нацисты, бросаете своих любимых мутантам, чтобы спасти свою жалкую шкуру? – Она прищурилась.
– Не путай мягкое с тёплым, а личное – с государственным, – спокойно заметил Курт. – Если мне из-за интересов страны придётся отказаться от единственного человека, которого я люблю, с которым я могу быть счастлив, – я это сделаю. Но и с молоденькими помощницами «по связям с общественностью» похоть тешить никогда не буду, поняла? Человеческая жизнь – не самый ценный товар. Но моя тогда была дороже твоей, вот и всё. Я должен был оттуда выйти, кроме меня, никто не сможет… а, ладно.
– А я тебя и сейчас не люблю, – процедила Лана сквозь зубы.
– Только, пожалуйста, трахайся так же, как сегодня, – мечтательно произнёс Курт. – А без любви я как-нибудь проживу.
Парень поднялся и стал одеваться.
– Ты ещё вот над чем поразмысли, – жёстко сказала Лана. – Ты этого не сказал, но я твою мысль слышала – от тебя тоже когда-то отказались, да попросту предали… ради высших интересов… А ты этого человека уважаешь теперь? Счастлив он? Или готов бежать хоть на край света за тем, чего уже никогда не вернуть?
Взгляд Курта стал пустым и страшным, как в тот миг в классе исправительной колонии, когда Лана посмеялась над его безумием. Курт молча надел кашемировое пальто и пошёл к двери, но покинуть бунгало не успел. Обнажённая Лана появилась в воздухе между ним и выходом.
– Прости меня, – она обняла его. – Прости, Курт… Я же не знала, что тебе всё ещё ТАК больно…
– Ты знаешь, и как меня предали? – неестественно ровным голосом спросил Эйхманн.
– Да ну что ты, Курт, – сказала Лана. – Это же очень глубоко в тебе сидит. Так, мелькнула тень от винтовки, и всё… Ну, ещё кочерга какая-то…
Курт согнулся пополам. Лане было не по силам удержать его, и они оба оказались на полу. Он, задыхаясь, уткнулся лицом ей в шею. Лана почувствовала, как что-то горячее потекло по её плечу. Сказать ему что-нибудь ещё она боялась; она прижала его к себе и ждала, пока Курт выплачется.
Он последний раз глубоко вздохнул и вытер лицо рукавом пальто.
– Извини. Мне последнее время чего-то очень уж сильно башню рвёт, – сказал Курт и высморкался. – Никогда не плакал, а тут за неделю второй раз. Схожу к Рамону.
Лана, понимая, что третий раз может закончиться только её смертью, спорить не стала. Она очень осторожно улыбнулась Курту и промолчала. Он посмотрел на неё и горько усмехнулся.
– Ну вот, – он вытащил из кармана носовой платок и вытер плечо, грудь и руку Ланы. – Теперь и ты меня боишься. Странные вы всё-таки люди, русские.
Курт поднял на неё глаза:
– Обычно меня боятся, когда я сержусь.
– Я боюсь не тебя, – сказала Лана. – А за тебя, Курт.
– Разве сейчас не сбылась твоя самая шокирующая эротическая фантазия? – спросил Курт.
Она покачала головой.
– Нет? – Он приподнял брови. – А какая же тогда?
Лана наклонилась к его уху и что-то прошептала.
– Можно, конечно, – хмыкнул Курт. – Но сколько же это народу потом грохнуть придётся?
Лана вздохнула и пожала плечами, мол, нет так нет. Её внезапно пробила дрожь.
– Да ты совсем замёрзла, – Курт поднял её с пола и отнёс на кушетку. – Я поеду – пора…
Он укутал Лану пледом.
– Так и не поговорили о приёме делегации…
– Всё равно я вряд ли смог бы присутствовать там.
И тут Лана поняла.
– Лагерь… – прошептала она. – Вот что это было за дело, которое не сможет никто, кроме тебя…
– Принимай кокс не реже, чем раз в три дня, – сказал Курт, целуя ее. – Очень тебя прошу.
Курт попятился и с диким видом посмотрел на ворота – они вдруг сами собой дрогнули и подались внутрь. За ними оказался БТР братьев Штайнбреннеров. Алоиз – это он открыл ворота изнутри – подошёл к другу. Эйхманн и Штайнбреннер посторонились, давая дорогу «кайману». Алоиз протянул Курту какую-то бумагу, густо уляпанную печатями.
Читать дальше